Сага о Бедной Насте. Роман 1. Звезда пленительного счастья.



Часть 2. Жить - значит бороться.

Глава 34. Беда не приходит одна…

 

    А в усадьбе Корфов никто и не подозревал о случившемся. Жизнь медленно текла своим чередом. Изо дня в день, из недели в неделю - всё одно и то же, ничего нового, никаких происшествий.

   Рано утром Владимир седлал любимого вороного жеребца и отправлялся объезжать поля, следя за тем, как идёт уборка урожая. К его возвращению на столе всегда был готов завтрак. Потом барон с бокалом бренди и трубкой удалялся в библиотеку, служившую ему и кабинетом, чтобы там в тишине разобраться с расходными книгами и решить, что же делать с поместьем дальше. А Анна в это время или читала в гостиной, или шла на кухню, где до сих пор заправляла неугомонная, хоть и весьма постаревшая, Варвара, а иногда шла в деревню, запросто заходила в крестьянские дома, пила чай с радушными хозяйками, выслушивала их скромные просьбы… А ещё чаще она наведывалась в своё любимое детище, предмет её извечных споров с Владимиром - школу для крестьянских ребятишек. 

   Нет, Владимир был вовсе не против самой идеи её устройства, он считал, что образование необходимо всякому, особенно теперь, когда крестьяне уже более полугода официально свободны. Ему просто не нравилось, что его жена и дочь настолько увлеклись этой идеей, что, казалось, готовы были проводить в той большой избе в центре деревни, где пока и разместили сей храм науки, дни и ночи.

   И действительно, теперь, после отъезда многочисленной родни, после свадьбы дочери школа стала единственным  спасением Анны от смертной скуки в то время, пока любимый муж с головой был погружён в дела, в которых Анна, как ни старалась, ничего не могла понять. И поэтому каждый день она хоть на полчаса, но приходила сюда, тихо садилась в уголке и наблюдала. Дети, сначала смущавшиеся её присутствия, постепенно привыкли и перестали обращать внимание на барыню. А частенько бывало, что и сама баронесса Корф становилась к доске, и тогда начинались самые чудесные уроки - уроки, полные волшебных сказок и поучительных историй, уроки, из которых дети, не видевшие в своей жизни ничего, кроме родной деревни, узнавали о больших городах и заморских странах.

   А время после обеда супруги всегда проводили вдвоём - или тихо беседовали в гостиной, или отправлялись на приём к кому-нибудь из соседей, или отправлялись гулять, шуршать опавшей листвой в саду… И никто не нарушал их тихого и спокойного уединения, их тихой и счастливой семейной жизни.

   В то самое утро, когда Света и Андрей покинули табор, барон и баронесса как обычно пили чай в столовой.

- И что же ты сегодня будешь делать, Аня? - спросил Владимир, уже догадываясь, впрочем, что он услышит. И интуиция его не подвела.

- Я отправляюсь в школу, обещала детям рассказать историю освоения этих земель, - сказала Анна, указывая на толстую книгу из фамильной библиотеки, лежащую на диване подле её накидки и капора, а потом собралась с духом и добавила. - Знаешь, любимый, я тут подумала и решила, что буду давать уроки музыки и пения двум девочкам. У них несомненный талант.

   - Анна, а это-то ещё зачем? - изумился Владимир. - Зачем дочерям крестьян пение и игра на фортепиано?

- А может быть, они в будущем поступят на сцену? - принялась защищать свою идею Анна.

- И ты думаешь, что им это позволят? В народе до сих пор считают актёров прислужниками дьявола, - тоже не желал отступать Владимир.

- Значит, вот ещё с чем мне нужно будет поработать! - обезоруживающе улыбнулась Аня, чтобы избежать очередной ссоры из-за пустяка.

- Знаешь, милая, если так будет продолжаться и дальше, то ты скоро станешь новой местной святой! - рассмеялся Владимир.

   Но Анна не успела ничего ответить, потому что в этот самый миг раздался звук чьих-то шагов по коридору, хотя нет, кто-то не шёл, кто-то бежал. Барон и баронесса изумлённо переглянулись - слуги всегда ходили тихо-тихо, чуть ли не на цыпочках, не ходили, а просто порхали над полом, а тут… Не успели Корфы ничего предположить, как дверь в столовую распахнулась так сильно, что даже ударилась о стену, и в дверном проёме появился чёрный силуэт.

   - Наталья Викторовна! - воскликнула, вскакивая, Анна, видя, что Сычиха очень бледна, еле стоит на ногах и держится обеими руками за косяк.

- Тётушка, что с Вами? - Владимир тоже поднялся со своего места и направился к ней.

   - Беда… Беда… Беду чую… - причитала Сычиха. - Бедная девочка… За что, за что ей такие беды?.. А он-то, он-то… За что ему-то? За что? Пламя… Пламя вокруг… И кровь… Море крови…

- Тётя, что с тобой? О чём ты? - Владимир положил руку Сычихе на плечо, но он сбросила её.

- Беда… Беда… Но не с тобой… И не с ней… - указала она на Анну. - Далеко беда бродит, но и сюда придёт… Вы за ней пойдёте и сюда её приведёте. Говорила же я, говорила… А она меня не слушала… не слушала… не слушала… - повторяла и повторяла Сычиха, а потом вдруг схватилась рукой за горло, захрипела и упала на руки Владимиру.

   - Тётя, тётя, что с тобой?! - закричал он, а Анна бросилась в коридор.

- Маруся, Алёна, кто-нибудь!

На её крик сбежались перепуганные горничные.

- Маруся, сейчас же пошли за доктором, а ты, Алёна, приготовь комнату! - распорядилась Анна.

   Сычиху, всё ещё бывшую без сознания, с большими предосторожностями перенесли наверх, в большую светлую спальню, и уложили на постель. А тут как раз и доктор приехал - он был в деревне и прибыл по первому зову. Он осмотрел больную, послушал сердце, а потом покачал головой:

- Мне очень жаль, не хочу вас расстраивать, но я ничего не смогу сделать. Сердце слишком слабое…

- Как? - еле слышно спросила Анна.

- Неужели ничего нельзя сделать? - глухим голосом обречённо спросил Владимир.

- Простите… - развёл доктор руками, - к сожалению, в моих руках нет лекарства от старости… Я заеду вечером, попроведую больную. Я не прощаюсь, - и, поклонившись, доктор удалился.

    Владимир проводил  его отсутствующим взглядом, опустился на стул у постели, взял холодную руку тётушки в свои руки и замер, глядя вникуда. Анна тихо подошла к нему, положила руку ему на плечо. Он склонился, прижался щекой к её руке, она обняла его за шею, поцеловала в волосы, прошептала:

- Держись, любимый. Она сильная, она должна поправиться.

- Спасибо, Анечка. Ты иди, тебя ждут в школе. Я тут посижу… - тихо сказал он.

- Я никуда не пойду. Я тебя не оставлю… - покачала головой Анна.

- Но ты же так этого хотела… - поднял Владимир голову.

- Володя, ну как я могу уйти? - тихо спросила она. - Я только схожу отправлю кого-нибудь сказать, что я не приеду, и схожу к Варваре. Они же дружат. Я думаю, она должна знать… - и, ещё раз поцеловав мужа, Анна тихо вышла из комнаты.

   Так до самого вечера они по очереди и сидели у постели больной. Несколько раз казалось, что всё, она не выживет - дыхание становилось редким-редким,  еле слышным, губы синели, казалось, жизнь навсегда покидает своё бренное тело. Но проходили минуты, и дыхание вновь выравнивалось, губы снова розовели, но сознание упорно не желало возвращаться.

   Уже давно наступил вечер, его сменила ночь, а всё было по-прежнему. Анна, вымотанная до предела хлопотами, уснула в кресле, а Владимир всё сидел у постели тётушки. Вновь он взял худую, всю словно иссушенную руку тёти  свои ладони, всмотрелся в её лицо, заметил, что в свете свечей оно стало словно бы восковым, заострившимся, совсем как у куклы… Владимир смотрел на неё и вспоминал всю свою жизнь.

   Сколько он себя помнил, с самого рождения тётушка всегда была рядом. Лишь она одна позволяла маленькому Володе делать всё, что он ни пожелает, она тайком кормила его самыми вкусными конфетами, по вечерам приходила в детскую и рассказывала ему волшебные сказки до тех пор, пока он не засыпал. А как-то раз они вдвоём уехали в Петербург… Эти три дня были самыми счастливыми днями в жизни ребёнка. Они ходили на ярмарку, смотрели представление кукольного театра, там пятилетний Володя впервые прокатился на карусели; никогда он не ел сразу столько вкусностей - и пирожки с вареньем, и блинчики с мёдом, и засахаренные орешки… Пил только сладкую воду, удивительно пахнущую клубникой…

   А ещё они ходили на парад. Тогда впервые мальчик увидел храбрых солдат со сверкающими в лучах солнца ружьями и саблями, в разноцветных мундирах, пеших и верхом на огромных лошадях… Впервые он воочию увидел то, о чём так часто рассказывал отец. Владимиру казалось, что именно с этими солдатами его отец прошёл всю Европу, прогоняя армию какого-то таинственного Наполеона с русской земли. Наполеон рисовался пылкому воображению ребёнка огромным великаном, из ноздрей которого непременно вырываются дым и языки пламени, от дыхания которого загораются города и сёла… Володе казалось, что его папа скакал на огромном коне впереди всей армии и сам отгонял чудовище… Отец всегда казался ему героем. Однажды он даже поделился этими мыслями с тётей Наташей. А она рассмеялась, хотя в глазах её сверкнули слёзы, обняла мальчика и прошептала:

- Да, да… Твой папенька всегда был героем…

   А потом заболела мама, и тётя полностью заменила её ребёнку. Порой Владимиру казалось, что та женщина, которая лежит на подушках в огромной затенённой спальне, к которой он заходит утром и вечером, чтобы получить благословение, совсем чужой ему человек, а тётушка, проводившая с ним каждую свободную минутку, и есть его настоящая мать.

   А однажды утром в доме вдруг стало удивительно тихо, лишь за дверью маминой комнаты раздавались приглушённые рыдания. А потом оттуда вышла тётя Наташа, обняла дрожащего мальчика, уже предчувствовавшего беду, и сквозь слёзы прошептала:

- Володенька, милый, твоей маменьки больше нет…

И тогда ребёнок всё понял - тётя уже давно давала маме какое-то питьё, от которого она засыпала, и теперь мама снова заснула, только уже навсегда. Это тётя виновата, это она!..

- Это ты убила её. Я тебя ненавижу! - воскликнул Владимир, выскальзывая из кольца так крепко обнимавших его рук.

   После этого всё изменилось. После похорон отец всё чаще и чаще сидел вдвоём с тётей в библиотеке, держал её за руку, зачастую плакал у неё на плече. И тогда Володя вдруг со всей ясностью осознал, что тётя и отец любят друг друга, причём уже давно… Это подозрение превратилось в уверенность, когда однажды в библиотеке он увидел забытый отцом медальон, который мальчик часто видел у отца то в руках, то в кармане сюртука, откуда тот частенько доставал его. Любопытство победило. Владимир открыл медальон и с трудом удержался от того, чтобы не выбросить его в окно, бросить в огонь, сломать… Там был портрет, портрет женщины… Но не Веры Викторовны, любимой супруги, а её родной сестры, Натальи, совсем ещё молоденькой и удивительно красивой…

   С тех пор и началась страшная ненависть, испытываемая Владимиром к той, что раньше была ему всех дороже… Да и тётя всё чаще вела себя странно, слышала какие-то голоса, ходила по дому как сомнамбула… Тогда-то она и переселилась в избушку в лесу, тогда же и поползли слухи о том, что в лесу поселилась ведьма… Иван Иваныч и Варвара часто навещали её, но Владимир - никогда. Тёти для него отныне больше не существовало.

   И лишь много лет спустя он понял её и простил, понял лишь тогда, когда сам полюбил. Понял, что никогда бы тётя не убила маму, ведь она любила её, ведь она была её родной сестрой. А когда открылась ещё одна тайна и Сычиха объявила, что Анна и есть та таинственная Анастасия, она была прощена окончательно и бесповоротно…

   - Тётушка, милая, прости меня за всё, - вдруг заговорил Владимир. - Я уже говорил тебе это, и не устану говорить. Как я мог обвинять тебя в таких ужасных вещах? Тебя, которая была мне ближе всех, которая заменила мне и отца, и мать? Я никогда не прощу себе, что был так жесток к тебе. Я был молод, я был глуп… Поэтому и вёл себя так… Прости меня, слышишь?.. Только не умирай… Не оставляй меня одного… Я не знаю, как уду жить без тебя, тётя…

   И вдруг барон почувствовал, как тонкие пальцы слегка сжали его руку. Сычиха открыла глаза, с трудом повернула голову и вымученно улыбнулась:

- Володя, сынок…

- Тихо, тётушка. Не говори ничего, тебе нужно беречь силы, они тебе ещё понадобятся, - сказал он, крепко сжимая её руку.

- Нет, Володя, я умираю. Я рада, что напоследок увидела тебя… Позаботься о девочке, не оставь её… Ей сейчас тяжелее, чем всем нам. И о малышке… Ты будешь нужен им обеим… И не печалься обо мне, я устала жить. Пора и на покой… Я ухожу… Прощай, сыночек мой…

С большим трудом она коснулась ледяными пальцами его щеки, а потом рука безвольно упала, с губ сорвался последний вздох, и глаза Натальи Викторовны закрылись навсегда.

   Когда Анна проснулась от тревожного сна, в который сама не заметила как провалилась, Владимир по-прежнему сидел у постели, обхватив голову руками. Она с первого взгляда поняла, что произошло, встала, подошла к мужу и, не говоря ни слова, крепко-крепко обняла его. А он уткнулся лицом в её плечо и расплакался, наверно, в первый раз за много-много лет. А она гладила его по волосам и тихо шептала слова утешения.

   Так их и нашла Варвара, заглянувшая в спальню.

- Ах, Господи, горе-то какое! - запричитала она, подойдя к постели.

- И ведь в беспамятстве была, Варечка! - подняла голову с плеча мужа Анна.

- Да нет, она в себя пришла, - подал голос Владимир. - Меня узнала. Вот только сыном всё называла…

- Так это ж она правду сказала… - всхлипнула Варвара и вновь расплакалась.

 

 

 

 

Глава 35. Покров тайны приоткрывается.

 

   Тишина повисла в комнате. Было слышно лишь тиканье часов.

- Варвара, ты это о чём?- спросила, наконец, Анна, разорвав эту тягостную пелену молчания.

- Наталья правду перед смертью открыла… Не хотела она, но, видно, передумала… - утёрла Варя слёзы и истово перекрестилась.

- Какую правду? - очнулся, наконец, Владимир.

- Правду о том, что она Ваша настоящая мать… - чуть слышно сказала Варвара.

- Как?.. - выдохнула Анна, не веря своим ушам. Она до сих пор помнила, как была поражена, узнав, что она и есть потерянная дочь Петра Долгорукого, но чтобы и с рождением Владимира была связана какая-то тайна… Уму непостижимо.

- Я расскажу вам всё… Я выполню её последнюю волю. Упокой, Господи, её душу, - и, собравшись с мыслями, Варвара начала свой рассказ.

 

   Вы, конечно, знаете, барин, что я раньше жила в доме Вашего дедушки, Виктора Петровича. Добрейшей души был человек. И в Петербурге я с ним пожила, и в Москве побывала. Горничной при его дочерях состояла - при Вере Викторовне, старшей барышне, моей ровеснице, и Наташеньке, которая на три года младше нас была.

   Однажды на балу Вера познакомилась с вашим батюшкой. Он тогда молод да красив был - высок, строен, глаза горят… Тогда он только из похода на французов вернулся, ходил в мундире, грудь в орденах… В общем, жених видный. Все барышни на него заглядывались, мамаши проходу не давали. А он всё подле Верочки сидел, глаз с неё не сводил. Да и князь, Ваш дедушка, хотел этого брака - дочь уже третий сезон выезжала, а всё в девках, да и кавалер знатный - герой войны, сам Государь Александр Павлович его жаловал.

   В общем, сделал Иван Иванович предложение, а Вера Викторовна его и приняла. К свадьбе стали готовиться, приданое собирать. И меня в него включили, барышня настояла, сказала - не хочу, мол, батюшка, без Варьки никуда ехать, и замуж выходить не хочу. Она ведь, Владимир Иваныч, в молодости вспыльчивая да горячая была, не то что Наташа - тише воды, ниже травы…

   Как о помолвке было объявлено, так барон и домой визиты невесте стал наносить. Тут-то они с Наташей и встретились. Она, бедная, как его увидела, так прям зарделась вся, руки-ноги задрожали, слова вымолвить не могла. И так всякий раз, как он в дом приходил. А по ночам в подушку плакала. Вера всё её пытала, да так ничего и не выпытала. Наталья тоже ведь несгибаемая была. Только я-то, глядя на них, сразу всё поняла. Барон-то тоже весь прямо расцветал, чуть ли не светился весь, едва только Наташа в комнату входила, а тем паче если за рояль садилась и романсы петь начинала…

   Может он бы и хотел, чтобы всё было по-другому, но он уже дал слово, а отказаться от него было бы верхом бесчестья. Да и Наташе в то время было лишь шестнадцать. Это была её первая и единственная любовь. Тайком утирая слёзы, она наблюдала за тем, как её старшая сестра идёт к алтарю и сочетается браком с её любимым… Проводила нас сюда, в это поместье…

    Здесь они и зажили душа в душу, Вера и Иван… Я налюбоваться на них не могла. Прекрасная была пара… Может быть, не так уж сильно и любили друг друга, но жили дружно. А вскоре уже и ребёночек должен был родиться. Иван Иванович от счастья жену разве что на руках не носил, обращался с ней как с хрустальной вазой, всё для неё сделать был готов. Но, видно, Господу было так угодно, чтобы однажды утром, спускаясь вниз, Верочка оступилась и упала. Когда я прибежала на шум, она без сознания лежала у подножия лестницы.

   Когда приехал барон, вызванный из Петербурга, я думала, что он так и скончается там, у постели супруги. Две недели мы боролись за её жизнь, но ребёночка так и не сберегли. Да и она сама чуть Богу душу не отдала. Еле мы её выходили. Но Илья Петрович, тогда только начавший свою практику в уезде, сказал, что она больше никогда не сможет стать матерью. А ведь они с бароном так мечтали иметь большую семью, чтобы в доме всегда звучал звонкий смех детишек…

    Неудивительно, что после болезни Вера стала словно тень - тоненькая, бледная, казалось, ветер посильнее дунет, и она переломится, словно хрупкая былинка… Она чахла на глазах, ходила скучная, грустная, всё чаще не хотела вставать с постели, ни на кого не обращала внимания. Что я только ни делала, чтобы вернуть её к жизни - всё бесполезно. Тогда однажды я набралась смелости и постучалась к барину в кабинет. Я слёзно умоляла Ивана Иваныча позвать в поместье Наташу, чтобы хоть на плече у сестры Верочка могла выплакать своё горе. Я знала, что если кто-то и мог вернуть к жизни мою дорогую барыню, то это лишь только молодая барышня. Только она одна всегда могла и рассмешить, и утешить сестру, умела так по-особому чай заварить, что все хвори как рукой снимало. Это бабушка их, умирая, призвала  к себе любимую младшую внученьку и долго-долго что-то ей на ухо шептала, видно, опытом делилась…

   Словом, он послушался меня, простую служанку, и к концу недели Наталья приехала. И сразу же в доме стало веселее, словно солнце наконец выглянуло из-за туч… Благодаря заботам сестры, Верочка с каждым днём всё больше возвращалась к жизни, и однажды наступил день когда нам показалось, что она стала прежней. Наташа хотела сразу же уехать, но сестра слёзно умолила её остаться. Я-то прекрасно понимала, почему Наташа так стремится уехать, почему так страшится тут оставаться… Я видела, какими глазами смотрит на неё барон и как она отвечает на его взгляды…

   Но любовь к сестре победила здравый смысл, и Наташа осталась. Однажды она со слезами на глазах забежала ко мне на кухню. Я бросилась её успокаивать, а она уже почти в истерике рассказала, как Иван зашёл в библиотеку, когда она была там, обнял, поцеловал… Она хотела оттолкнуть его, но не смогла. С каждым мигом поцелуи становились всё жарче, и Наташа сама не заметила, как он уже увлёк её в ту самую потайную комнату, и там всё и произошло…

    Наталья плакала навзрыд и без конца повторяла, что она сейчас упадёт сестре в ноги, покается во всём, вымолит на коленях прощение, а потом уедет. Каких трудов стоило мне уговорить её не делать глупостей, не тревожить сестру, не рушить её семью. Она поплакала-поплакала, и согласилась. Только с тех пор она стала избегать барона, старалась как можно скорее уйти, если он входил в комнату, и всё чаще сидела у меня, на кухне.

   Но, видно, и здесь Господь рассудил иначе. Наталья поняла, что ждёт ребёнка. И вновь она хотела уехать, уйти в монастырь, броситься в пруд, наконец. В тот самый миг, когда я умоляла её одуматься, всё хорошенько взвесить, прежде чем что-либо делать, зашёл барон. Он стоял под дверью и слышал весь наш разговор. Он кричал, что это его ребёнок, что он не позволит, чтобы с ним или с его матерью что-то произошло. А потом он просто схватил её за руку и потащил в комнату Веры. Я побежала за ними, боясь, что барыне от таких вестей станет дурно.

   Но Вера удивительно стойко перенесла эту весть, лишь побледнела, да пальцы судорожно вцепились в лежащую у неё на коленях вышивку. А Наташа тихо плакала в уголке и всё повторяла, что нет её прощения, что гореть ей в аду, что её все проклянут… Тогда-то Ивану Иванычу и пришла в голову сумасшедшая мысль выдать ребёнка Наташи за Вериного. Они согласились. Тогда им это казалось самым разумным решением. По всей округе распустили слух, что баронесса Корф в интересном положении, в дом потянулась череда соседей и друзей с поздравлениями, а Наталья скрылась в задних комнатах. Даже Долгорукие, самые близкие друзья, ничего не знали.

   В положенный срок Наташа родила прекрасного мальчика. Мы с Верой приняли его. Со слезами на глазах молодая мать поцеловала сына и отдала его сестре, попросив назвать ребёнка Владимиром - ей всегда нравилось это старинное княжеское имя, имя, которое носил сам креститель Руси.

   Вера с первого взгляда полюбила синеглазого малыша. В день крестин, держа сына на руках, она так и лучилась счастьем. А Наташа, бывшая восприемницей, лишь грустно улыбалась. Сын был для неё навсегда потерян. Конечно, он рос у неё на глазах, но всё же был так далёк…

   Прошло несколько лет, и Вера вновь заболела. То дало о себе знать падение. Ей становилось всё хуже и хуже. Лёгкое недомогание сменилось страшными болями. Лишь снадобья, которые варила Наташа из лесных трав, ослабляли её страдания. Хотя что я вам это рассказываю? Вы, Владимир Иваныч, уже большим были, сами всё помните. Да и ты, Аннушка, тогда уже в доме жила. Вере становилось всё хуже и хуже, всё больше и больше питья требовалось для того, чтобы она забыла о боли и уснула. И однажды она просто не проснулась.

   После похорон, видя, как Вы, барин, мучаетесь, я умоляла открыть правду, но они и слушать меня не желали… Тогда Наталья уже начала вести себя странно, уже была готова для неё избушка в лесу… Уходя из этого дома навсегда, она взяла с меня клятву, что Вы никогда не узнаете от меня правды, по крайней мере, до тех пор, пока они с бароном живы.

   И вновь после смерти Ивана Иваныча я пошла к ней, теперь уже Сычихе, в избушку, и вновь просила вернуть Вам мать, но она была непреклонна, говорила, что унесёт эту тайну в могилу…

   Последний раз я просила её об этом накануне вашей свадьбы. Говорила, что раз она открыла тайну Анны, то нужно и Владимиру Ивановичу сказать правду. Но она и слушать меня не пожелала. Закричала, что это её тайна, что она мою хранила, и чтобы я больше с ней на эту тему не заговаривала. Так я и ушла из избушки ни с чем. Раз она сама себя наказала, то так тому и быть…

 

   Варя закончила рассказ, и вновь тягостное молчание повисло в комнате. Всё услышанное просто в голове не укладывалось. Такое просто невозможно было себе представить даже в самых безумных фантазиях. Всё это было слишком странно, слишком неправдоподобно.

    - Господи… Как же она смогла… Как же она только смогла всю жизнь прожить рядом с родным сыном и не сказать, что она его мать? - спросила, наконец, Анна. - А дядюшка? Бедный… Он хранил сразу две тайны и не мог открыть ни одной из них… Я понимаю, как ему было тяжело… Да и тебе, Варенька!

- Очень тяжело мне было, Аннушка, - снова расплакалась кухарка. - Как увижу, как барин страдает из-за смерти родителей, так сердце кровью обливалось. Так и хотелось подойти и сказать, что мать, по крайней мере, у него жива. Но тайна эта не моя была, не могла я клятву, подруге данную, нарушить…

   - Так вот почему она так всегда ко мне относилась… - поднял, наконец, голову Владимир. - Вот почему в детстве мне часто казалось, что она моя мама. Однажды я сказал ей об этом, а она крепко-крепко обняла меня и расплакалась. Боже мой! Я ведь столько лет ненавидел её! Ненавидел за то, что считал, что она убила мою маму… Ненавидел ту, кто на самом деле была мое матерью… - барон вновь закрыл лицо руками, и скупые мужские слёзы потекли по его щекам.

   - Володя, милый, не кори себя! Ты же не знал… - Анна опустилась на пол у кресла, в котором сидел муж, обняла его, прижала его голову к своему плечу.

- Анна, я должен был догадаться… - глухо сказал Владимир. - Должен был… Ещё тогда, в тюрьме, когда я обвинил её в смерти мамы, она сказала, что за тот грех сполна заплатила, но есть одна куда более страшная тайна, которую она унесёт с собой в могилу… Я думал тогда - что может быть страшнее убийства собственной сестры? Когда она рассказала про тебя, я подумал, что это и есть та страшная тайна, хотя и понимал, что виноват отец, а не она… Я не придал значения её словам, хотя должен был… Сколько же ещё тайн она хранила?

- Эта - последняя, - уверенно ответила Варвара и погладила барина, своего бывшего воспитанника, по голове.

   Через два дня состоялись похороны, и княжна Наталья Викторовна Лаврентьева упокоилась с миром на семейном кладбище, по другую сторону от могилы Ивана Ивановича Корфа, героя войны 1812 года. Среди обилия цветов, покрывших собою могилу, особо выделялся огромный букет алых роз, на чёрной ленте, обвязывавшей который, было написано всего лишь два слова «От сына»…   

 

 

Глава 36. Мечты и реальность.

 

 

    Целый день Ирина и Григорий просидели в её покоях и проговорили обо всём на свете. Она рассказывала, как ей нравится при дворе, как хорошо её здесь приняли, какие великолепные тут балы и приёмы, как хорошо к ней относится Императрица, как Натали всячески помогает им с Олей освоиться, чтобы дворец стал им вторым домом…

    Потом неожиданно пришли Ольга с Антоном, и они уже втроём за чаем принялись слушать рассказы Григория о походе, как они жили в палатках на берегу живописного озера, как каждое утро у них было построение и долгие учения, всё ждали какого-то приказа из Петербурга, но его всё не было. В их районе и так было всё спокойно, а скоро и в Варшаве утихли беспорядки. Тогда-то и прискакал нарочный с приказом возвращаться.

   Неожиданно дверь распахнулась и, прервав рассказ молодого человека на полуслове, в апартаменты графини как к себе домой ворвался Николай и застыл на пороге.

   - Ваше Высочество… - все поднялись со своих мест, молодые люди тут же прищёлкнули каблуками и отвесили поклон, а девушки присели в реверансе.

- Прошу прощения, господа, что так врываюсь к вам, нарушив вашу беседу… - смутился Николай, рассчитывавший найти Ирину тут одну.

- Ваше высочество, позвольте представить Вам поручика Григория Вяземского, моего жениха, - несколько принуждённо улыбнулась девушка, представляя незнакомого Николаю молодого человека.

   - Жених?.. Вот как… - совсем растерялся цесаревич, никак не ожидавший такого поворота событий. - Ну что ж, очень рад за вас обоих… - и, повернувшись, он выбежал из комнаты.

   Прибежав к себе в кабинет, Николай сел на диван и обхватил голову руками. Никого не хотелось видеть. Казалось, будто в его сердце своими нежными ручками Ира со всего размаха вонзила остро заточенный кинжал. Да как она могла? После всего, что между ними было, не сказать о том, что у неё есть жених? Обманщица… Предательница… А он-то думал, что она другая, а она такая же, как и все - лживая и лицемерная вертихвостка…

   Мрачные мысли Никса прервало появление на пороге брата - Александра. Он был всего на год младше,  поэтому и всегда был Николаю лучшим другом и советчиком во всех его авантюрах.

- Ну, Никс, что опять хандришь? - спросил он с порога. - Неурядицы на любовном фронте?

- От тебя, Саша, ничего не утаишь, - ответил брат. - Ты в моей душе как в раскрытой книге читаешь.

- И кто же она? - с любопытством спросил Александр, садясь на диван рядом с братом. - Давай, рассказывай.

- Это Ирина Шувалова… - вздохнув, ответил Никс.

- Это та новая фрейлина maman, подопечная Репниной? - удивился Саша. - А мне казалось, что она к тебе благоволит, что ещё пара дней - и она упадёт в твои объятия.

- Мне тоже так казалось… - вздохнул Николай. - Но буквально полчаса назад выяснил, что у неё есть жених. А я-то думал, что она меня любит…

- А ты не допускал такой возможности, что она просто боится тебя любить, а жених - лишь повод сказать тебе «нет»? - Александр и не предполагал, как близок в этот момент он был к истине.

А Николай лишь вздохнул:

- Не знаю, братец, не знаю… Я уже ничего не понимаю…

- Послушай, - Саша даже вскочил и заходил по комнате, настолько заманчивой ему показалась эта мысль, - неужели ты, наследник Российского престола, не найдёшь способ заставить девушку переменить своё решение? Неужели ты не найдёшь способ заставить её забыть об этом своём женихе?

- Не знаю… - покачал головой Николай, как вдруг лицо его прояснилось, улыбка вновь заиграла на губах, а глаза так и зажглись огнём. - Послушай, а ты прав… Я знаю, что мне надо делать! - воскликнул он, хватая брата за руку. - Только мне нужна твоя помощь!

- Всегда к Вашим услугам, Ваше Высочество! - отвесил театральный поклон Александр и уселся на диван, готовясь выслушать план брата.

   А Ирина с Григорием так и просидели в её комнате до самого вечера. Лишь когда Антон с Ольгой ушли, сославшись на то, что князю Сумарокову пора заступать на дежурство в покоях великого князя, Григорий засобирался к себе, в дом свое тётки, где он всегда останавливался по приезде в Петербург. Уже прощаясь с Ириной, уже почти стоя в дверях, он вновь взял её руки в свои:

- Ирочка, скажи мне, ты не передумала выходить за меня?

- Ну что ты. Конечно же нет, - поспешно ответила девушка и улыбнулась. - Ну как ты мог такое подумать?

- Не знаю… - покачал он головой. - Просто мне на какой-то миг вдруг показалось… Хотя нет, забудь…

Григорию совсем не хотелось признаваться в том, что он заметил, как огонёк радости зажёгся в глазах Ирины, едва цесаревич ворвался в комнату, и как он сразу угас, едва он так поспешно вышел. Но сейчас Ира стояла так близко, так нежно смотрела на него своими ясными глазами, что все подозрения Григория развеялись, как дым. Поднеся ручку свое возлюбленной к губам, он тихо сказал:

- Я люблю тебя, помни это… Завтра после обеда мы вновь уезжаем. Мы уходим на учения к нам, в Саратовскую губернию. Так что передам от тебя поклон твоим родным. А заодно обсудим с твоим отцом предстоящую свадьбу. Ты не против?

- Ну что ты! Конечно нет. Я хочу стать твоей женой, очень хочу. Возвращайся поскорей! Я буду ждать… - и, привстав на цыпочки, Ирина обняла Гришу за шею и нежно поцеловала в губы.

   Едва за Григорием закрылась дверь, Ира вздохнула и прислонилась к ней спиной. Всё, пути назад нет… Она выйдет замуж, уедет в поместье мужа и больше никогда не увидит Николая, по крайней мере, до тех пор, пока не перестанет думать о нём каждую минуту. Пройдёт время, и она полюбит Григория, полюбит всем сердцем. С самого детства он был её лучшим другом, у них всегда было столько общего… Значит, и совместная жизнь у них заладится. Зачастую браки, строящиеся на дружбе, а не на любви, более прочные, более крепкие, ведь любовь приходит и уходит, а дружба, проверенная временем, крепка…  

   С такими мыслями девушка и уснула, укрывшись пуховым одеялом. Она спала, и снился ей удивительный сон. Ей виделся огромный заколдованный лес, сплошь заросший колючим кустарником, тёмный, мрачный, полный неясных шорохов и стонов… В центре стоял огромный пустой замок. По его коридорам шёл прекрасный принц. Лица его девушка не видела, оно было скрыто в тени. Его шаги гулко отдавались в пустых помещениях. Он прошёл мимо спящих рыцарей в сверкающих доспехах, мимо уснувших прямо на ступеньках лестницы пажей в изумрудных ливреях, мимо собак, спавших там, где волшебный сон застал их во время игры.

   Принц поднялся по огромной лестнице в башню, отворил скрипучую дверь. В комнате, залитой солнцем, заглядывавшим сквозь высокое стрельчатое окно, на постели лежала сладко спавшая принцесса, зажав в руке острое веретёнце, о которое сто лет назад она уколола  пальчик, погрузив весь дворец в заколдованный сон…

   Принц подошёл и склонился над постелью. И Ирина вдруг поняла, что та принцесса - это она, это она мирно спит сладким сном, разметав белокурые локоны по подушкам. Принц склонился над нею, провёл рукой по её щеке, а потом коснулся губами её губ. В тот же миг солнце осветило его лицо, и Ира поняла, что это Николай, что это он пришёл, чтобы разбудить к жизни прекрасную принцессу, как это ему было предсказано при рождении доброй феей…

   Едва только губы принца встретились с губами Спящей Красавицы, Ирина проснулась, приоткрыла глаза… Сон продолжался. На краешке постели, склонившись к ней, сидел Николай и смотрел на неё с такой нежностью… Как только девушка открыла глаза, он прошептал:

 - Как я мечтаю каждый день будить тебя своими поцелуями… - после чего вновь коснулся её губ самым нежным поцелуем…

И она ответила, ответила ему, позабыв обо всём на свете. Сладкая истома овладела ею, разлилась во всём теле, больше ничего не хотелось - лишь бы этот поцелуй длился вечность…

   А Николай тоже позабыл обо всём, едва его губы слились с её. Идя сюда, он клятвенно обещал себе, что не сделает ничего такого, о чём потом будет жалеть, не напугает её своим пылом, но, едва увидев её, сладко спавшую, забыл всё. Она была такая близкая, такая красивая, такая желанная… Неудивительно, что цесаревич позабыл обо всём на свете. Он целовал её лицо, её волосы, её губы, её шею… Потянул на себя одеяло, укрывавшее её прекрасное тело, скрытое лишь прохладным атласом сорочки… Но что значит такая преграда для сердца, горящего жарким огнём страсти, который туманит разум, подчиняет себе, заставляет позабыть обо всём?

   Девушка всё глубже и глубже погружалась в такой манящий мрак, всё её существо требовало чего-то, но чего - она не знала… Что-то подсказывало ей, что лишь Никс может дать ответы на все вопросы, и Ира всё крепче и крепче обнимала его, всё теснее и теснее прижималась к нему. В тот момент, когда она почувствовала, как лёгкий атлас медленно, но неумолимо сползает с её плеч, повинуясь обжигающим своими прикосновениями рукам Николая, скользящим по её телу, дурман рассеялся, и всё происходящее со всей ясностью представилось ей. Ирина тотчас же оттолкнула от себя Никса, порывисто села в постели и еле слышно прошептала:

- Нет…

   Николай, тяжело дыша, поднялся и сел, глядя на девушку полным тоски взглядом.

«Как он попал сюда, как?» - никак не могла понять Ира. Она очень хорошо помнила, что прежде, чем лечь спать, она заперла дверь на ключ. Как же он тогда вошёл? Она растерянно огляделась, и вдруг заметила открытый проход в стене. Поймав её изумлённый взгляд, Николай улыбнулся:

- Вот каким путём мой отец наносил тайные визиты Ольге Калиновской.

- Но… я и не подозревала о существовании этого прохода… - растерянно сказала Ира.

- Я тоже не знал, - кивнул Николай, - но догадывался. А благодаря Сашке, выведавшему всё у отца, узнал наверняка.

    - Вам лучше уйти… - прошептала Ирина.

- Ты меня гонишь? - спросил он, пристально глядя ей в глаза. Она кивнула:

- У меня есть жених. Скоро моя свадьба… Я так не могу… - шептала она, убеждая в этом скорее саму себя, чем его.

- Жених? Ну и что? Ты же его не любишь, - весьма самоуверенно заявил Николай. - Он ничего не посмеет сказать, а если посмеет… если посмеет, то я вызову его на дуэль!

   - Нет!!! - вскричала Ирина и схватила цесаревича за руки. - Ты этого не сделаешь!

- Ну отчего же? Кто сможет мне помешать? По-моему, я - наследник престола, будущий император… - в Никсе вовсю заговорила гордость, поэтому он уже не следил за тем, что говорит, и не замечал, что слова, слетающие с его губ, больно жалят девушку.

Ирина уже чуть не плакала, губы дрожали, в глазах блестели слёзы.

- Пожалуйста, не делай этого! - взмолилась она. - Прошу тебя… Не делай глупостей… Уходи… Я скоро уеду отсюда навсегда…

- Хорошо, я уйду, - поднялся с постели разозлённый всем происходящим Николай - и тем, что всё, так хорошо для него начавшись, так плохо кончилось, и тем, что Ира так недвусмысленно предлагала ему уйти, и тем, что она так рьяно защищала поручика. - Но я ещё вернусь. И мы продолжим начатый разговор! - с этими словами он удалился в темневший в стене проход, дверь бесшумно закрылась, и даже предположить, что здесь скрыта потайная дверь, было сложно.

   До утра Ирина так и не смогла сомкнуть глаз. Случившееся не давало покоя. Николай вернётся, в этом она не сомневалась. Сегодня, завтра… Да какая, в общем-то, разница? Он вернётся и добьётся своего, потому что она не сможет сказать ему «нет», слишком свежи были воспоминания, слишком остры были чувства. И, как всегда, бессонная ночь помогла принять решение, пусть на первый взгляд безумное, но разом расставляющее всё на свои места.

   Чуть только встало солнце, Ира уже была у Ольги, вытащила ту из постели, велела не задавать лишних вопросов, собираться, звать Антона и ехать с ней. Уже в карете Оля и Антон пытались добиться от Ирины, что же она всё-таки задумала, но девушка молчала.

   Карета остановилась у дома княгини Вяземской, тётки Григория. Велев ждать её здесь, девушка выпорхнула из экипажа и вбежала в дом. Григория она нашла в гостиной.

- Ирина? Что случилось? Почему ты здесь? - встревожено спросил он, поднимаясь с кресла.

- Всё в порядке, Гришенька, милый… - Ира подошла к нему, взяла за руку, заглянула в глаза. - Я всю ночь глаз не могла сомкнуть, всё думала. И поняла, что мы должны обвенчаться немедленно.

- Немедленно? Что ты такое говоришь? - удивился он. - А как же родители, гости? Ты же всегда мечтала о пышной свадьбе, я помню, как ты говорила, что хочешь идти к алтарю в пышном платье и тончайшей вуали в церкви, полной гостей и благоухающей ароматами сотен цветов…

   - Это были мечты глупой девочки, - прервала его Ира. - Теперь я хочу просто стать твоей женой, просто уехать с тобой в твоё имение… Жить там, вести хозяйство, растить детей…

- Но зачем такая спешка? - продолжал удивляться Григорий. - Через пару месяцев я вернусь, и мы устроим такую свадьбу, что и за Уралом слышно будет.

- Умоляю тебя, не спрашивай меня ни о чём! - воскликнула девушка. - Если мы не обвенчаемся сейчас, то, боюсь, не сделаем этого никогда! Всё уже готово. Спаси меня, прошу…

   И такой ужас при этих словах отразился в глазах Ирины, что князь уже больше ни о чём не спрашивал. Он молча надел парадный мундир и вышел вслед за нею из дома.

   Оля и Антон, сгоравшие от любопытства, были вдвойне удивлены, когда Ирина вернулась вместе с Григорием и велела кучеру везти их к собору. Уже при входе она, взяв жениха под руку, обернулась к сестре и князю:

- Мы с Григорием решили обвенчаться. Вы нам поможете?

Оля, ахнув, бросилась обнимать сестру, а Антон принялся трясти руку Григория и рассыпаться в поздравлениях.

   Через пару мгновений молодые люди уже стояли у алтаря и произносили слова брачного обета. Оля и Антон держали над ними венцы и украдкой посылали друг другу нежные взгляды. Наконец, князь собрался с духом, решил - будь что будет, и тихо прошептал:

- Оленька, может быть, сейчас не самый подходящий момент, но я хочу сказать, что я люблю тебя…

А девушка улыбнулась одними глазами и тоже прошептала:

- И я люблю тебя, Антоша…

   На крыльце церкви две пары расстались. Григорий с Ириной уехали во дворец. Там девушка бросилась в ноги императрице и попросила отпустить её от двора. Как ни жаль было Марии Александровне отпускать от себя эту милую девочку, но она верно рассудила, что так будет лучше для всех, но всё же взяла с Ирины клятву, что она обязательно вернётся.

   А Ольга с Антоном поехали в Летний сад. Там, бродя по аллеям, покрытым ковром из опавшей листвы, они говорили о своей любви, строили планы на будущее и, конечно же, обменивались столь долгожданными поцелуями…

 

 

 

 

Глава 37. Туманы неизвестности.

 

   Тьма обступила со всех сторон. Всё заволокло туманами, а она шла по дороге, сгибаясь под порывами ледяного ветра. Шла шаг за шагом, шаг за шагом… Туман обступал её со всех сторон, тянул к ней свои призрачные руки, казалось, хотел остановить, схватить, не дать идти… Идти… Но куда? Она и сама не знала. Просто шла, и всё. Её словно бы влекло куда-то вдаль, туда, где вдалеке чуть брезжил огонёк, туда, где вдалеке чуть заметно маячила чья-то тень… Только бы дойти, только бы догнать… Только бы хватило сил…

   А она всё шла и шла, всё шла и шла… Шла, казалось, уже целую вечность… И вот ещё один поворот позади, а огонёк, горевший путеводной звездой далеко впереди, вдруг мигнул и погас. И тотчас же лес, окружавший дорогу, ожил, застонал, заохал, захлопал крыльями, оскалился сотнями клыкастых пастей, уставился на неё тысячей горящих янтарным огнём глаз…

   Охваченная ужасом, девушка подобрала пышные юбки, побежала прочь, побежала без оглядки. Но, удивительное дело, казавшаяся такой прямой и широкой дорога вдруг стала сужаться, начала петлять, казалось, она жила своей, отдельной жизнью… Каблучки лёгких туфелек стучали по брусчатке мощёной дороги, невесть откуда взявшейся здесь, в дремучем лесу… Но что это? Куда исчезли вековые дубы и вязы? Их место заняли высокие мрачные дома. По узким улочкам клубился туман, сбивался в комки, рвался в клочья. А тёмный силуэт впереди всё не пропадал, напротив, казалось, с каждым шагом он был всё ближе и ближе…

   Девушка ускорила бег, и через пару минут догнала эту призрачную фигуру, положила руку ей на плечо и с силой развернула к себе. Андрей… Вот за кем она бежала, вот кого пыталась догнать, вот кто уходил от неё во мрак…

    Светлана вздрогнула и открыла глаза. Где она? Какая-то незнакомая комната. Простые белые стены, распятье на стене… Над ней склонилась какая-то женщина в чёрном, коснулась прохладной рукой лба девушки и доброжелательно улыбнулась:

- Наконец-то Вы пришли в себя, Анастасия. Заставили же Вы нас поволноваться. Почитай неделю без памяти были…

- Анастасия? Какая Анастасия? - чуть слышно спросила Света.

- Ну как же? Вы - Анастасия. Неужели не помните? По крайней мере, это имя написано у Вас на кольце, - сказала женщина, поправляя одеяло, укрывавшее девушку.

- Ах, это… - с трудом произнесла больная. - Это старое фамильное кольцо. А меня зовут Светлана.

- Светлана… А мы Вас Анастасией промеж себя называли. А я - сестра Тереза, - улыбнулась женщина.

- Сестра? - переспросила девушка, вновь останавливаясь взглядом на кресте, висящем на стене. - Так я в монастыре?

- Да, Вы в обители Святой Девы Марии, - улыбнулась монахиня. - После того, что случилось с Вашей каретой недалеко от стен монастыря, мы перенесли Вас сюда. И теперь всё будет хорошо. Всё будет в порядке и с Вами, и с Вашим ребёнком.

- Ребёнком? - переспросила ничего не понимающая девушка.

- Да. У Вас будет ребёнок. А Вы разве не знали об этом? - изумлённо приподняла бровь сестра Тереза.

   - Ребёнок… У меня будет ребёнок… - снова и снова шептала Света, а её рука сама тянулась к животу, чтобы согреть, защитить эту только ещё зарождающуюся в ней жизнь. «Нужно как можно скорее сказать об этом Андрею!» - вдруг подумала она и спросила у заботливой монахини

- Скажите, а где мой муж?

   - Муж? - удивилась та. - Не знаю. Он, наверно, ещё не приехал. Как только Вы попали сюда, мы тут же осмелились послать письмо баронессе Корф, Вашей матушке, по адресу, указанному в том письме, которое мы нашли в Ваших вещах. Это было шесть дней назад. Я думаю, что они скоро должны прибыть. Правда, в письме мы назвали Вас Анастасией…

- Да нет, Вы неправильно меня поняли, - прервала поток её слов Светлана. - Андрей, мой муж, был со мной.

- Но мы нашли только Вас, больше никого не видели. Мы ещё удивлялись, как такая юная и красивая девушка отважилась путешествовать одна. 

- Как? Боже мой!.. Что же произошло, где он? - лихорадочно спрашивала она, схватив монахиню за руку.

- Простите, но я ничего не знаю. Нас удивило то, что вокруг обломков кареты, рядом с тем место, где мы нашли Вас, было очень много крови, даже страшно подумать, сколько, а у Вас ни царапинки. Просто чудо какое-то! Видно, Дева Мария простерла над Вами свою длань, - истово перекрестилась монахиня.

- Господи, где же он? За что мне это, Господи? - расплакалась Света и упала на подушки.

- Да не переживайте Вы так, - успокаивала её женщина. - Вам теперь не только о себе, Вам теперь и о малыше думать надо… А муж найдётся, не переживайте Вы так. Может, он у цыган, они тут поблизости табором стоят. Я попрошу мать-настоятельницу узнать у людей, может, кто и слышал что…

А Света смогла лишь кивнуть сквозь слёзы.

    Дни проходили за днями. Каждое утро Светлана просыпалась с мыслью, что именно сегодня откроется дверь её кельи, на пороге появится улыбающийся Андрей, она бросится ему на шею, расплачется, скажет, как скучала, как переживала за него… А к вечеру надежда пропадала, таяла, как дым… И так каждый день. Света только и делала, что сидела у окна, глядя вдаль, и всё ждала, что там вдалеке появится он… Она почти ничего не ела, не хотелось, стала ещё бледнее, ещё тоньше, ещё воздушнее… Да и положение наложило свой отпечаток на её состояние…

   А письмо, отправленное заботливыми монахинями, дошло всё-таки по адресу. Однажды утром Владимир как обычно сидел в библиотеке и, покуривая трубку, подсчитывал в толстой книге доходы, полученные от продажи хлебов, уродившихся в этом году в неимоверных количествах, когда в двери вошла Анна, неся в руках стопку писем:

- Вот, милый, новая почта, только что принесли.

Барон принялся разбирать корреспонденцию - там было два письма от купцов, желающих купить молодняк, которым издавна славилось поместье Корфов, несколько приглашений на балы и приёмы в Петербурге на будущий сезон, письмо от старого приятеля, однополчанина к кампании на Кавказе почти двадцатилетней давности… И ещё одно, весьма странное письмо, на котором в качестве отправителя значился какой-то польский монастырь. 

   - Вот, дожили! - воскликнул он, бросая письмо на стол отдельно от других. - Раньше только наши церкви да монастыри о помощи просили, а теперь вот и католически туда же. Они что, считают, что если мой род имеет немецкие корни, то я должен им помогать? Хотя немцы, в общем-то, лютеране, а не католики… Да какая, в общем-то, разница? Да и ещё они имеют наглость писать не мне, а тебе!

- Володя, успокойся! - сказала Анна, видя, что муж разошёлся ни на шутку. - Дай я прочитаю.

   Она взяла письмо, сломала причудливую печать, пробежала строки глазами, а потом испуганно посмотрела на мужа:

- Я ничего не понимаю. Мать-настоятельница пишет, что у них находится моя дочь Анастасия, что она без сознания, и просит приехать за ней как можно скорее.

- Какая наглость! - воскликнул Владимир. - Теперь они ещё и лгут! И это, заметь, монахини…

Но Анна лишь покачала головой. Едва она взяла это письмо в руки, точно ледяной ветер подул на неё из угла комнат, она словно бы услышала чей-то тихий голос, шептавший ей: «Поезжай… Ты должна поехать…»

- Не знаю, не знаю… - тихо сказала Аня. - У меня на душе неспокойно… Предчувствие какое-то плохое…

   - Аня, ты что, поверила в эту историю? Она что, похожа на правду? Или у тебя есть дочь Анастасия, о существовании которой я почему-то ничего не знаю? - продолжал усмехаться Владимир.

- Володя, прекрати! Не ёрничай! - взмолилась Анна. - У меня на душе от этого легче не станет…

А потом она вдруг предложила:

- Послушай, а давай съездим туда, это же почти у самой границы. Путешествие займёт всего пару дней. Ну пожалуйста! А вдруг там действительно что-то серьёзное? Не зря же письмо пришло к нам сюда!

   - Ну что ж, - пожал плечами барон. - Если ты этого хочешь… Если честно, я сам хотел предложить тебе съездить куда-нибудь. Устал я безвылазно сидеть в деревне. Скоро дети вернутся, и вновь покоя нам не будет. Так что если ты хочешь поехать, давай съездим. Хоть завтра.

- Спасибо, любимый! - воскликнула Анна, обнимая и целуя мужа. - Тогда я пошла собираться.

   А вечером за ужином их ждал сюрприз. Нежданно-негаданно раздался шум колёс подъезжающего экипажа, а через несколько мгновений в столовую вошли Иван и Екатерина в сопровождении Ирины и какого-то неизвестного Корфам молодого человека. Анна тут же бросилась обнимать сына и племянниц, а Владимир лишь молча улыбался, радуясь, что жена, похоже, наконец-то позабыла свои мрачные мысли.

   - Анна Петровна, Владимир Иванович, а у нас для вас хорошая новость! - воскликнула Катя, когда Анна наконец-то разжала объятия.

- Вернее, даже две, - добавил улыбающийся Иван. - Позвольте представить вам князя и княгиню Вяземских, - указал он на Ирину и Григория.

- Как? Ира, вы что же, обвенчались? - воскликнула Анна.

- Да, тётя. Об этом знают только Ваня с Катей, да ещё Натали. Даже мама с папой пока ничего не знают… - ответила зардевшаяся от смущения девушка.

- Ну, крестница, и удивила же ты нас всех! А ведь мы на свадьбе у тебя погулять собирались… - сурово сказал Владимир, но потом решил больше не мучить бедную девочку. - Да я пошутил, Ирочка! Поздравляю. Будьте счастливы! - и барон обнял Иру и крепко пожал руку Григорию.

- Благодарю Вас, барон, - поклонился молодой человек. - Мы сейчас как раз направляемся в Саратовскую губернию. Мой полк переводят туда. Правда, в связи с моей женитьбой командир дал мне двухнедельный отпуск.

- А мы едем с ними, - добавила Катрин. - Вдруг тётя Соня от этой новости в обморок упадёт?

 - Катя, прекрати. Типун тебе на язык! Мне и без тебя не по себе! - бросила гневный взгляд на кузину Ирэн.

   - А какая же вторая новость? - вспомнила, наконец, Анна.

- А это, мама, и тебя касается. Как бы тебе самой нюхательные соли не потребовались… - широко улыбнулся Иван.

- Ваня, что ещё там? Что опять случилось? - вновь перепугалась Анна.

- Тётя, успокойтесь, всё в порядке, - перебила мужа, только собравшегося что-то сказать, Екатерина. - Ваня так пытается Вам сказать, что я совсем недавно поняла, что жду ребёнка…

- Катюша… - прошептала Аня, прижав ладонь к груди, где часто-часто забилось сердце. - Дорогая моя… Поздравляю!..

- Боже мой, я стану дедом! - прижав ладонь ко лбу, тяжело опустился на диван Владимир.

   Весь вечер они проговорили, а наутро разъехались в разные стороны - Иван с Григорием вместе с жёнами отправились на восток, а Владимир и Анна - на запад, навстречу тому, что они вовсе не ожидали там найти…

   К концу третьего дня пути Корфы прибыли в маленький городок, возле которого и располагался монастырь. Как ни хотела Анна тотчас же отправиться туда, Владимир всё же убедил её дождаться утра – во-первых, утро вечера мудренее, а во-вторых, негоже являться в обитель на ночь глядя и задавать разные странные вопросы. И хорошо, что они решили подождать до утра, хорошо, что решили остановиться на ночь в небольшой гостинице.

   Едва они вышли из экипажа, как подъехала ещё одна карета, из которой появились Михаил и Елизавета Репнины. И вновь радости не было предела.

- А вы тут какими судьбами? - спросила, наконец, за ужином Лиза после того, как Миша закончил вдохновенно рассказывать о своей миссии. Тогда-то Анна и поведала о своих страхах, тогда и показала странное письмо.

- Не знаю, мне как-то не верится, что это письмо не ложь. Даже если речь здесь идёт о моей дочери, то где же Андрей, почему это письмо пишет не он? - обратился Владимир за поддержкой к всегда такой рассудительной и логичной в своих суждениях Лизе, но она не поддержала его.

   - Простите, я случайно услышала ваш разговор… - подошла к ним хозяйка гостиницы, пожилая дородная женщина с добродушным лицом. - Вы говорили о попавшей в беду девушке, живущей сейчас в монастыре?

- Да, мы говорили именно о ней. Вам что-то известно? - с мольбой посмотрела на женщину Анна.

- Да, но знаю я не много, - присела за стол женщина, повинуясь приглашающему жесту Владимира. - Монахини совсем недавно были здесь. Они искали мужа этой молодой женщины. Они путешествовали вместе. Я даже их вспомнила. Красивая пара… Так вот, у меня не было свободных комнат, и они уехали ночевать в другое место. А на следующее утро монахини нашли её одну возле разбитой и обгоревшей кареты. Неделю она была без сознания, а потом пришла в себя и сказала, что с нею был муж. С тех пор его все ищут, но пока тщетно…

   - О Господи!.. - воскликнули вместе Аня и Лиза.

- Успокойтесь, это не они, я уверен, - принялся успокаивать женщин Миша, а Владимир мрачно уставился в окно - в последнее время было столько странных совпадений, что над этим стоило задуматься.

   С трудом Анна и Лиза, так и не сомкнувшие глаз, дождались утра. Едва первые лучи солнца позолотили всё вокруг, они были уже на ногах. А вскоре и отправились в обитель. Первая встреченная ими монахиня отвела их в дальнее крыло огромного старинного здания, а там распахнула дверь и пригласила всех войти в маленькую келью.

   Там у окна сидела худенькая девушка в белом облачении послушницы. Заслышав шум отворяемой двери, она обернулась… В тот же миг Анна со всей силы вцепилась в руку мужа, глубоко впиваясь ногтями, но он не почувствовал боли. В этой бледной монахине, на грустном лице которой жили, казалось, одни огромные карие глаза, полные бриллиантами сверкающими слезами, он узнал свою доченьку, свою девочку, свою Светлану…

 

 

 

Глава 38. Нет повести печальнее на свете…

 

    Светлана подняла голову, и не поверила глазам. В дверях застыла мать, схватив за локоть отца - оба бледные, напуганные, изумлённые… Они смотрели на неё полными нежности и любви глазами, а она отвечала им взглядом, полным тоски и безысходности. И не были нужны слова, и без них всё было ясно. Страшный приговор так и читался в глазах девушки…

   Тишину комнаты прорезал громкий стон… Света перевела остановившийся было взгляд, и заметила князя и княгиню Репниных. В то же мгновение невыразимая словами радость загорелась в её глазах, озарив девушку своим божественным светом, но через секунду огонёк, вернувший, казалось, на миг её к жизни, потух, едва Света поняла, что того, кого она так надеялась увидеть рядом с родителями, здесь нет… Нет… Нет…

   Светлана закрыла лицо руками и разрыдалась. Первый раз с того мгновения, как она пришла в себя. Сколько раз слёзы подступали к глазам, душили, сдавливали горло, но она не давала им пролиться, не давала солёным каплям потечь по щекам, потому что верила, что пока она будет сильной, и надежда на чудо будет в ней жить, несмотря ни на что. А теперь надежды больше не осталось, значит, не к чему мучить и без того израненную душу, нужно дать ей излить свою печаль… Может быть, тогда острая боль, раздирающая сердце на части, и утихнет, уснёт… Хотя бы на миг…

   Анна стояла, схватив мужа за руку, прислонив голову к его плечу, смотрела на свою девочку, и слёзы текли у неё по щекам… А когда Светлана вдруг и сама расплакалась, Аня подбежала к ней, упала на колени у стула, на котором сидела дочь, обняла её… Света соскользнула на пол, обняла мать за шею, уткнулась лицом ей в плечо и разрыдалась пуще прежнего. Владимир подошёл к ним, обнял обеих, прижал к своей широкой груди, чтобы отдать им часть своих сил, согреть, защитить, прервать этот поток слёз…

   Постепенно Света успокаивалась - всё реже вздрагивали хрупкие плечи, всё меньше слезинок стекало по щекам из прекрасных глаз. Наконец, она утёрла слёзы и поднялась. Тотчас же к ней подошла Лиза:

- Светочка, девочка моя… - и участливо взяла девушку за руку.

- Елизавета Петровна, а Андрей не с вами? - дрожащим голосом спросила Света, уже зная, что она услышит в ответ, но не спросить не могла, ведь это была её последняя надежда, пусть призрачная, но всё же надежда…

- Нет, не с нами… Мы думали, он с тобой… - упавшим голосом тихо ответила Лиза и покачнулась.

Миша поддержал её за талию, усадил вместе со Светланой на стоящую неподалёку кровать, сам опустился рядом:

- Светочка, расскажи нам, что же всё-таки произошло…

Владимир и Анна подошли поближе, и Светлана начала свой рассказ.

   Начала она его издалека - рассказала о том, как счастливы они с Андреем были в Италии, как встретили Анри… Как вместе с ним отправились в путь, как распрощались уже на французской земле… Как приехали в Париж, как бродили по городу, как ездили по округе… Рассказала о старинном проклятии…

   - Миша, почему ты никогда ничего е говорил мне об этом? - воскликнула Лиза.

- Да я и не знал этого… - развёл Репнин руками. - Хотя нет, постой… Что-то припоминаю… Да… Как-то раз Андрей принёс мне старинный свиток из библиотеки, где была записана эта легенда. Но я подумал, что это просто сказка, ведь давным-давно, когда мы с Наташей были ещё маленькими, отец рассказывал нам историю о старинном проклятии. Он говорил, что только прекрасная принцесса сможет его остановить, если силой любви спасёт своего рыцаря. И поможет ей в этом фея, живущая с незапамятных времён в нашем парижском особняке. Только нужно найти, где она живёт. Но это очень опасно, потому что её жилище охраняют огнедышащие драконы… - закончил Мишель свои воспоминания.

- Я нашла её… - тихо проговорила Света.

   - Что? Кого ты нашла? - переспросил окончательно запутавшийся во всей этой истории Владимир.

- Папа, я нашла, где живёт эта фея… - тихо прошептала Светлана. - И её дом и вправду охраняют огнедышащие драконы…

Все удивлённо переглянулись, у всех возникла в этот момент всего одна лишь мысль: «Господи, неужели из-за всего, что ей довелось пережить, бедная девочка сошла с ума?»

   - Да, я говорю правду. И я не сошла с ума, - поспешила сказать Света, заметив, как все изумлённо смотрят на неё. - В один из последних наших дней в Париже я в библиотеке случайно повернула голову дракона, вырезанного на книжном шкафу, и открылся проход в потайную комнату.

- Что? Первый раз об этом слышу! - воскликнул Мишель. - Надо же… А я и не подозревал…

 - И что же ты там увидела? - спросила Лиза, чуть ли не дрожавшая от любопытства.

- Там на стене был портрет… портрет прекрасной женщины… думаю, что это и была та самая Анна… - подняв на свекровь глаза, тихо сказала Света.

   Все изумлённо переглянулись. Конечно, они много странного повидали на своём веку - и украденного ребёнка, счастливо обретённого через двадцать лет, и страшную в своей жестокости месть, и чудесное воскрешение из мёртвых… Но у всего этого всегда было своё объяснение, а тут… Чтобы старинная семейная легенда, больше похожая на страшную сказку, оказалась правдой и, мало того, начала сбываться…

    - Доченька, а что же случилось потом? - Анна осторожно взяла дочку за руку.

- Потом… - Света уже было хотела рассказать про кинжал, про алую кровь на белой ткани, про пророчество Сычихи, но в самый последний миг решила всё же этого не делать. Все и так удивлённо смотрели на неё, не хватало ещё, чтобы они решили, что она лишилась рассудка от горя… Хотя они были бы недалеки от истины. Порою Светлане казалось, что ещё день-другой, - и всё… Всё происходящее потеряет для неё всякий смысл, и она будет просто бродить по мрачным коридорам монастыря и петь грустные песни, совсем как Офелия тенью порхала по замку Эльсинор, а потом найдёт покой на дне бурной речки, протекающей неподалёку, или выбросится из окна…

   Вчера она чуть было это не сделала... Весь день прошёл в ожидании, как и каждый за эту неделю тянувшуюся казалось, вечность… И снова надежда к вечеру растаяла, ушла в небытие… Светлана стояла у окна и, вцепившись побелевшими от напряжения пальцами в переплёт, смотрела, как вдалеке за лесом садилось солнце. С каждым мгновением огненный диск спускался всё ниже и ниже, вот его край коснулся зубчатой кромки темнеющих деревьев, вот уже половина сияющего диска скрылась за этой непроницаемой для его лучей стеной, вот уже и весь солнечный шар ушёл в небытие, оставив после себя лишь багряные отблески на деревьях да огненный след на небе. Казалось, что весь мир залит потоками крови, кровь повсюду, даже здесь, в этой самой комнате, в огненных языках, распластавшихся на стенах, в крошечных алых пылинках, витавших в воздухе…       

   А потом свет стал уходить, скрываться во тьме… Как же хотелось последовать за ним, убежать, скрыться, оставить навсегда этот жестокий мир, в котором нет ничего, кроме боли и страданий. Последние лучи, проникшие в этот мир словно из-под самой земли, манили, звали… И Светлана ответила на этот немой призыв. Её руки словно сами собой повернули медную ручку, распахнули окно… Подобрав юбки, она забралась на подоконник и остановилась у самого краешка, ухватившись рукой за раму.

   Там, далеко внизу, на дне рва, окружившего здание монастыря, построенное ещё в эпоху Средневековья, еле видно серебрился змейкой струящийся меж камней ручеёк… И казалось, на его глади то тут, то там вспыхивали крошечные искорки, и каждая словно подмигивала, шептала:

- Светлана, где же ты? Мы ждём тебя… Иди к нам…

И Света уже была готова сделать последний шаг, разделявший два мира, как вдруг что-то заставило её поднять глаза. Над лесом, там, где ещё пару минут назад сияло солнце, теперь горела огромная звезда, переливаясь всеми цветами радуги…

   - И где бы мы ни были, всегда, когда мы смотрим на эту звезду, наши души будут соединяться… Это - звезда нашего счастья… - тихий голос Андрея раздался где-то совсем рядом.

- Звезда пленительного счастья… - прошептала девушка и оглянулась.

Никого. Лишь пламя свечи, горевшей на столе, качнулось и погасло.

   Светлана спустилась с подоконника, захлопнула окно, прижалась лбом к стеклу:

- Я помню, Андрюша, помню… И буду помнить всегда… - прошептала она, положив ладонь на живот. - Буду помнить… Ради нашего малыша…

   Но об этом Света умолчала, не стала расстраивать и без того ошарашенных родителей… Не замечая, что слёзы текут у неё по щекам, она говорила и говорила, рассказывала всё то, что столько раз воскрешала в памяти за эти дни. Когда она, наконец, закончила свой рассказ, тишина повисла в комнате. Анна сидела неестественно прямая и бледная, глядя вникуда, а Лиза тихо плакала на плече мужа, казалось, враз постаревшего за последние несколько минут…

   - Последнее, что я помню,  это пламя, которое обступает меня со всех сторон… - тихо сказала Света.

- Пламя… - Анна схватила Владимира за руку. - Ты помнишь? Она же именно это говорила… Причитала - бедная девочка, за что же ей это…

- Кто? Кто говорил, мама? - подняла полные боли глаза Светлана.

Но Владимир перебил её:

 - Дочка, когда это случилось? Когда это всё произошло? Отвечай же!

- Двадцать пятого сентября… Ровно две недели назад, - ответила испуганная такой реакцией отца девушка.

- Тот самый день… тот самый день… - закрыл лицо руками Владимир.

- Папа, что ещё случилось в этот день? - осторожно коснулась его руки Света, но так и не дождавшись ответа, повернулась к Анне. - Мама, ну хоть ты скажи… Не молчи!

- Доченька, в тот самый день умерла твоя бабушка… - еле слышно прошептала Анна.

    - Боже мой… - Света закрыла лицо руками, и слёзы потекли сквозь пальцы. - За что, за что мне всё это? Ну почему… Почему меня не было рядом с ней… Она хоть что-нибудь сказала, она спрашивала обо мне?..

- Да, дочка… - Владимир обнял её. - Она просила позаботиться о тебе и о малышке…

- О малышке… - эхом повторила Света. - Так она знала, она почувствовала…

- Что она почувствовала? - спросила Анна.

- Мама, я жду ребёнка! - воскликнула Светлана и зарыдала пуще прежнего. - Андрей покинул меня навсегда, но оставил мне частичку себя - своего ребёнка…

   При этих словах девушки Лиза подняла голову с груди мужа и подбежала к ней, сверкая горящими безумным огнём глазами, схватила Свету за плечи, начала трясти её и кричать:

- Нет, ты врёшь! Ты всё врёшь!!! Я тебе не верю. Андрюша жив, он не мог умереть, не мог… Мой мальчик… Где он, где? Скажите мне!!! Он не мог умереть… Нет!!!

- Елизавета Петровна… Я тоже не верю… Мы найдём его… - повторяла враз забывшая про слёзы Светлана, обнимая вздрагивавшую от рыданий Лизу.

- Да, он жив! И мы найдём его, где бы он ни был! - воскликнул Владимир, поднимаясь со стула, на который он присел во время рассказа дочери. - Идём, Мишель! Бездействовать нельзя! - и он широким шагом вышел из комнаты. Михаил послушно последовал за ним.

   Их не было весь день и всю ночь. Аня Лиза и Света уже не знали, что и думать… Разум подсказывал им, что ничего страшного произойти не могло, но всё же… К тому же, волей-неволей проскальзывала мысль о том, что раз они задерживаются, то, значит, нашли что-то, заставившее их повременить с возвращением…

   Вернулись они лишь под утро - все грязные, уставшие, голодные… Кони чуть ли не валились с ног от усталости. Всадники чувствовали себя не лучше. Они объездили всю округу, заглянули во все щели, постучались в каждый дом… И грозили, и сулили золото, но всё тщетно. Никаких следов. Андрей как сквозь землю провалился.

  Ещё три дня они предпринимали попытки, начинали поиски заново, но так ничего и не добились. Больше здесь делать было нечего. И однажды утром грустная процессия направилась домой, в Россию… 

 

 

 

Глава 39. Сделан шаг, возврата нет…

 

      После бесплодной ночной попытки Николай, вконец разозлённый, почти до рассвета мерил шагами комнату, проклиная всё на свете - и свою невезучесть, и Григория, свалившегося невесть откуда как снег на голову, и Ирину, у которой семь пятниц на неделе,  которая сама не знает, чего она хочет… Лишь под утро он забылся тяжёлым сном. И снилась ему она, его сказочная принцесса, его нимфа, его сирена… Та, к которой он стремился душой и которую желал телом… Она, такая близкая, но и такая далёкая… Во сне она улыбалась ему, пела песни своим нежным голоском, призывно простирала руки, но стоило Николаю приблизиться к ней, как она, словно по волшебству, исчезала, и появлялась уже далеко-далеко от него, так что всё приходилось начинать сначала.

   Когда цесаревич, наконец, проснулся, был уже почти полдень, солнце, стоя почти в самом зените, заглядывало в спальню, предметы отбрасывали очень короткие тени… По этим признакам, даже не глядя на изящные каминные часы, Николай понял, что проспал всё на свете. А он-то хотел к моменту пробуждения Ирины засыпать всю её комнату цветами, этим ненавязчивым жестом попытаться убедить её быть благосклонней к нему… Ведь она этого сама хотела, он понял это прошлой ночью, когда она вся трепетала в его объятиях, вздрагивала от его малейшего прикосновения и отвечала на его ласки с таким пылом, словно это был их последний шанс…

   Да уж, хорошее же он поспал. Уже полдень. Ира наверняка уже у императрицы. Хотя нет… У maman сегодня исповедь, так что она освободила всех фрейлин до обеда, а сама вдвоём с Натали уехала в Петропавловский собор к своему духовнику. Ну что ж, лучше поздно, чем никогда.

   С такими мыслями Николай поднялся с постели, быстро оделся, вышел из спальни и решительным шагом направился в сторону «коридора фрейлин», в самом начале которого была столь притягательная для него дверь спальни Ирины.

   Он уже взялся рукой за изящную медную дверную руку, когда за спиной у него раздался строгий голос отца:

- Николай Александрович, вот Вы где. Почему же Вы игнорируете заседания Государственного совета?

- Я… - растерялся Николай. - А я забыл…

- Наследнику престола нельзя быть таким рассеянным, - укоризненно покачал головой Александр. - Почему я должен всё за тебя помнить, Никс? Я как раз направляюсь туда, так что пошли, - и он положил руку сыну на плечо, увлекая его за собой.

- Но, отец… - попытался остаться Николай. - У меня были другие планы…

  -  Не желаю ничего слушать. Для будущего императора судьба Государства должна стоять на первом месте! - с важностью изрёк Александр и осёкся на полуслов - он вдруг понял, как стал похож на отца - учит мальчика тому, что личная жизнь императора должна отойти на второй план, затеряться в тени нужд государства… А ведь было время, когда он сам считал по-другому, когда мечтал о том, чтобы сбросить с себя гнёт монаршей власти,   жить жизнью обычного человека - любить, ненавидеть, страдать… Словом, быть как все. И теперь его сын стоит рядом с ним и смотрит на него гневным взглядом… Но как же объяснить ему, что иначе и быть не может, что иначе нельзя?

   Нет, слова тут не помогут. Он помнил себя в этом возрасте. Тогда для него было важно только собственное мнение, а всё остальное - не важно.

- Да не переживай ты так, - улыбнулся, наконец, император. - Тебя надолго не задержат. Сегодня всего один указ на обсуждении.

И Александр пошёл прочь по коридору. Николай, бросив полный тоски взгляд на вожделенную дверь и тяжело вздохнув, отправился за ним следом.

   Три часа, которые длилось заседание, показались цесаревичу вечностью. Он с трудом сдерживался, чтобы не вскочить с места и не убежать отсюда подальше. Он смотрел на седовласых чиновников, сидевших у огромного стола, во главе которого восседал его отец, а видел белокурые локоны и серые глаза Ирины, её нежный взгляд, её улыбку… Мыслями он был далеко-далеко отсюда, рядом с ней…

   А отец хотел от сына активного участия в обсуждении законопроекта, хотел пробуждения интереса к государственным делам, и поэтому  время от времени обращался к отпрыску за его мнением по обсуждаемому вопросу. Но Николай, погружённый в свои мечты, либо не слышал отца вовсе, либо отвечал невпопад, чем вызывал всё большее и большее недовольство. Александр хмурился всё больше и больше, его брови всё ближе и ближе сходились у переносицы, всё больше и больше льда появлялось в его серых глазах. Наконец, после очередного бесполезного обращения к сыну император в сердцах ударил кулаком по столу: «Ваше Высочество, я вижу, что всё, происходящее здесь, нисколько вас не интересует. Думаю, что Вы можете покинуть заседание. Большой беды от этого не будет».

   Николай вздрогнул, поднялся и, попросив прощения, быстро вышел из кабинета. И куда же он направился? Прямиком в «коридор фрейлин», к дверям комнаты графини Шуваловой. Пара минут - и он уже стучал в дверь. Странно… Тишина… Где же она? У maman? Да нет, та, скорее всего, ещё не вернулась. Ну что ж… Поколебавшись пару мгновений, Николай решительно нажал на ручку и распахнул дверь.

   Пусто. Пусто и в изящной, хоть и крохотной, гостиной, и в спальне, куда он проник прошлой ночью тайным ходом… Ирины нигде не было. Странно, но куда-то исчезли и безделушки с туалетного столика - фарфоровые котёнок и щенок, портрет родителей, французский роман в бархатной обложке… Боясь, что то, что только что пришло ему в голову, окажется правдой, Николай подошёл к гардеробу и только собрался распахнуть дверцы. Как за спиной раздались чьи-то лёгкие шаги и шелест шёлковых юбок. Он порывисто обернулся. На пороге стояла и изумлённо смотрела на него, не забыв, впрочем, обворожительно улыбаться, Юлия Апраксина.

    - Ваше высочество, не ожидала Вас здесь увидеть… - томно проговорила она, приближаясь к цесаревичу.

- Добрый день, Жюли… - Николай легко прикоснулся губами к протянутой ему изящной ручке. - А я вот зашёл к мадемуазель Шуваловой. Она обещала кое-что передать от меня императрице, и теперь я бы хотел узнать, выполнила ли она моё поручение… 

Николай говорил первое, что приходило ему в голову, прекрасно осознавая всю двусмысленность сложившейся ситуации. Его застали здесь, в комнате юной девушки, в её спальне. Конечно, самой хозяйки, слава Богу, тут не было. Хотя какая, в общем-то, разница? Фрейлины императрицы - известные сплетницы, а мадемуазель Апраксина - лучшая из лучших в этой древней, как мир, женской забаве. Легко вообразить себе, в каком виде эта новость облетит дворец. От комнаты к комнате она будет обрастать подробностями, деталями, любопытными фактами и, в конце концов, преобразится до неузнаваемости.

   - Николай Александрович, не хочу Вас огорчать, но, боюсь, Ирэн не исполнила Вашу просьбу… - проворковала фрейлина, бросив на наследника огненный взгляд из-под скромно опущенных длинных ресниц.

- Не исполнила? Но почему же? - удивился Николай.

- А Вы ничего не знаете? - глаза Юлии расширились от удивления, наигранного, но, в то же время, и такого естественного.

- А что я должен знать? - Никс заглянул в эти ясные голубые глаза на дне которых вспыхивали лукавые искорки.

- А Вы разве не знаете, что сегодня утром Ирина покинула дворец? - Юлия подошла ещё ближе, ещё пристальнее посмотрела в глаза Николаю, чувствуя, что он, кажется, начинает запутываться в столь искусно расставленных ею тонких сетях…

   - Как покинула? - воскликнул цесаревич, стряхивая с себя дурман, навеянный чарами этой юной прелестницы.

- А вот так, - пожала плечами Жюли. - Сегодня утром она приехала откуда-то в карете, проследовала в покои императрицы и попросила позволения покинуть дворец. Я случайно услышала это, проходя мимо… - скромно опустила глаза девушка, умолчав о том, что она по своему обыкновению подслушивала под дверью.

- Простите меня, Жюли. Мне срочно нужно идти. Я только что вспомнил об очень важном деле, - поспешно сказал Николай и направился к выходу, а Юлия, пожав плечами, наблюдала, как побледневший вдруг цесаревич выбегает из комнаты.

   А Николай тут же направился в покои Ольги, куда он и ворвался, даже не постучавшись. Оля и Антон поспешно прервали поцелуй и, смущённые, поднялись с дивана ем навстречу.

- Где Ирина? - резко спросил Никс прямо с порога, даже не поздоровавшись, а ограничившись лишь кивком.

- А… Я не знаю… - ответила растерянная Оля. Сестра ничего не говорила ей о том, как надлежит вести себя с Николаем, говорить ли ему о свадьбе… С одной стороны, никакого секрета в этом нет, свадьба - явление обыденное, хоть и такая поспешная… Но с другой… Хоть сестра и молчала, не говорила ничего но Оля со свойственной любой женщине проницательностью чувствовала, что что-то тут не так, что есть между Ирой и Николаем что-то… Поэтому стоит ли говорить?

    - Оля, я знаю, что ты знаешь, куда исчезла Ирина. Ты же её сестра, - Никс уже не кричал, напротив, теперь он говорил тихим, вкрадчивым голосом. - Скажи мне, пожалуйста. Я должен знать. Я знаю, что сегодня утром она попросила позволения у императрицы оставить двор, и тут же сделала это. Куда она отправилась, Оля? Ну не молчи же! - взмолился цесаревич.

А Ольга растерянно смотрела на молодого человека - столько тоски и боли было в его взгляде, что она уже начала сомневаться в том, стоит ли молчать, но, с другой стороны, и уверенность в том, что между ним и сестрой что-то было, лишь окрепла. Юная графиня бросила растерянный взгляд на князя. А Антон кивнул ей в ответ - расскажи ему всё, он имеет право знать.

   - Хорошо, Ваше Высочество, я скажу Вам правду, - смело взглянула Ольга в глаза Николаю, хотя внутри у не всё трепетало - как-то отнесётся цесаревич к этой новости, что предпримет?

- Ну же, Ольга, говорите! Не мучьте меня! - Николай с мольбой заглянул в тёмные глаза девушки.

Оля набрала полную грудь воздуха и выпалила:

- А Ирина вышла замуж.

- Что?.. - переспросил Никс, которому показалось, что он ослышался, что у него галлюцинации, настолько это не было похоже на правду. - Что ты сказала? Что она сделала?

- Вышла замуж… - осторожно сказала девушка, с опаской глядя на Николая.

- Замуж… - обреченно повторил цесаревич. - И где же она?

- Уехала с мужем в его поместье в Саратовскую губернию, - ответила Оля.

   При этих словах наследник развернулся и, покачнувшись, направился к выходу.

- И кто же этот счастливчик? - уже стоя в дверях, спросил он.

- Григорий Вяземский, - ответила Оля.

А Николай даже и не слушал её, он и так знал ответ. Он вернулся к себе в комнату, в свой кабинет, наполнил стакан коньяком и выпил залпом терпкий, обжигающий горло напиток, а потом ещё и ещё… Не счесть, сколько раз за этот вечер стакан совершал свой путь от лакированной поверхности стола к губам наследника… Никс всё пил и пил, но даже туман, начавший в его мозгу, не мог заставить хоть чуть-чуть побледнеть образ Ирины… Как она могла, нет, как только она могла?.. Сбежала, вышла замуж за нелюбимого… Господи, я же ненавидеть её за это должен… Но почему же мне тогда так плохо? Почему я не могу успокоиться, забыть её?.. Позволить другой занять её место… Да хоть та же Жюли Апраксина… Она так недвусмысленно кокетничала со мной… Но почему я не могу этого, почему?..

   Может, Николаю стало бы легче, если бы он знал, что в этот самый миг в поместье Корфов,  отведённой молодожёнам роскошной спальне у окна сидела Ира, и слёзы катились у неё по щекам. Правильно ли она поступила, не поторопилась ли? Не было ли это безумием?.. Нет, безумием было бы остаться… Остаться и поплыть по течению, остаться и страшиться, но, в то же время, и надеяться, что однажды распахнётся дверь, войдёт Николай, и она уже не сможет больше отказаться… Как бы то ни было, но теперь рассуждать об этом бессмысленно, она сделала свой выбор, и назад пути нет. Она сожгла все мосты. Вот они, пылают у неё за спиной… Пылают, горят жарким огнём и озаряют своим неверным светом путь в новую жизнь… Жизнь новую, жизнь неизвестную… Жизнь настоящей женщины…

 

 

Глава 40. Возвращение.

 

   Путь домой… что может быть чудесней? После долгой разлуки возвращаться туда, куда так рвётся душа, куда так стремится сердце… С каждым мгновением чувствовать, что вожделенная цель всё ближе и ближе, с каждым шагом приближаться к ней всё больше и больше… С радостью узнавать каждый поворот дороги каждое дерево у обочины, каждый камень каждый холмик… И нет дороги короче и желаннее, когда светит солнышко, поют птицы, да хоть бы и льёт дождь да дует ветер, лишь бы на душе было легко и ясно…

   Но если в душе бушует буря, если там всё заволокло чёрными тучами, если там царит ненастье, то этот путь не принесёт ни малейшей радости. Так было и со Светланой. Она с тоской глядела в окно кареты на медленно проплывающий мимо пейзаж - на унылые поля, заброшенные на время долгой зимы, на голые рощи, сбросившие свой убор, на мрачное небо, сплошь затянутое свинцовыми тучами, готовыми вот-вот пролиться потоками ледяного дождя или колючего снега, и не узнавала тот приветливый край, по которому всего каких-то три месяца назад, в самом разгаре лета, они с Андреем уезжали навстречу счастью… А теперь она возвращается… возвращается одна… Что же ждёт её впереди, за очередным поворотом дороги жизни? Ни-че-го. Жизнь закончилась в тот самый миг, когда огненный столб вырос впереди кареты, когда порывы ледяного ветра забрали у неё Андрея, а её саму надолго забросили в мир нереальных грёз, мир, в котором долгую неделю она брела по дороге, догоняя кого-то…

   Жизнь кончилась в тот самый момент, когда она открыла наконец глаза и поняла, что мужа нет рядом, что он пропал, исчез, канул вникуда… Жизнь кончилась, когда угас последний лучик надежды на чудо, на его возвращение к ней… Да, жизнь кончилась, но тогда же началась жизнь новая, началась в тот самый момент, когда Света поняла, что внутри неё зреют ростки новой жизни, что там уже живёт маленький человечек, её малыш… Отныне её жизнь была посвящена только ему, он стал смыслом её жизни…

   За окном потянулись унылые предместья Петербурга - маленькие невзрачные деревеньки, глядя на которые сложно было предположить, что совсем недолго осталось до самого красивого города России, до её столицы… Через полчаса карета Корфов остановилась у ворот их особняка. Репнины отстали в дороге - решили заехать в поместье, узнать, нет ли там каких вестей… Владимир тоже хотел ехать с ними, но Светлана со слезами на глазах умоляла отца не делать этого - для неё была невыносима мысль о том, чтобы сейчас вернуться туда, где там счастливы они были с Андреем, снова увидеть ту церковь, где они венчались, вновь ступить под своды того дома, где им предстояло жить, наслаждаться семейным счастьем, растить детей… Туда, где на семейном кладбище появилась новая могила - могила её бабушки… Нет, она не навсегда распрощалась с родными краями, с Двугорским уездом, где прошло всё её детство. Она ещё вернётся туда, но лишь тогда, когда жгучая боль в груди утихнет, когда она будет готова взглянуть прямо в лицо злодейке-судьбе, тогда, когда новая Светлана, зародившаяся в ней после трагедии, окрепнет, наберётся сил… Вернётся только тогда, когда станет совсем другой, ибо та, прежняя Светлана, умерла вместе с Андреем…

   Девушка вышла из кареты. Свинцовые тучи низко нависли над городом, казалось, ещё чуть-чуть, и они коснутся крыш… Пошёл снег. Крошечные белые снежинки кружились в воздухе, плавно опускались на землю таяли на щеках… И не понять было, что это - то ли небесная влага, то ли слёзы, вновь застилавшие глаза. Светлана стояла и сквозь эту туманную пелену смотрела на дом. Дом… Милый любимый дом… Я вернулась… Вернулась… Вернулась за помощью, за утешением… Я стою здесь и боюсь войти… Боюсь столкнуться лицом к лицу с прошлым… Оно страшит меня. Но настоящее ещё страшнее. А будущее… Лучше и не думать. Что меня там ждёт? Что? Будет ли там что-то, кроме новых страданий, новых мук?

   Она стояла смотрела и всё никак не могла найти в себе силы сделать шаг, шагнуть за чугунные ворота, на которых по-прежнему улыбались её золочёные львы на семейном гербе. Ну что же вы не смогли отвести беду, не смогли помочь одной из Корфов, вы, верные хранители старинного немецкого рода, перенёсшие свою власть и на его российскую ветвь? И долго бы ещё Светлана так простояла, ничего не видя и не слыша, не замечая ни колючих снежинок, ни ледяных порывов ветра, если бы Владимир не обнял её за талию, тихо сказал:

- Пойдём, дочка… - и повёл в дом.

Она послушно, словно кукла, пошла за ним следом…     

   В этот самый момент в роскошном особняке Репниных на Васильевском ни о чём ещё не знающая, счастливая, утопающая в любви Наталья Репнина спускалась вниз по лестнице в гостиную. Сегодня можно не ехать в Зимний до самого обеда, Мари отпустила её… Как же давно у неё не было возможности выспаться всласть… К тому же, они с Анри опять просидели в гостиной до трёх часов ночи, разговаривая обо всём на свете, стремясь наговориться на долгие два месяца разлуки - вчера пришло очередное письмо от доньи Исидоры, в котором она грозила сыну всеми карами небесными, если к началу сезона тот не вернётся в Париж. Как ни тяжело было Наташе, но всё же она понимала, что грозная донья права - Анри уже давно жил в Петербурге, настало время ему возвращаться. Вчера он весь вечер умолял Натали бросить всё и уехать с ним в Париж, в этот город любви… Княжна Репнина всё бы отдала за то, чтобы поступить именно так, но долг, извечный долг… Долг превыше всего… И Анри её понял, понял и согласился с нею. Он клятвенно обещал, что к Рождеству вернётся, приедет к ней, и они вместе отправятся на шикарнейший Новогодний бал в Зимний, подготовка к которому уже шла вовсю, вместе будут кататься с горок, на тройке с бубенцами разъезжать по городу… В общем, предаваться всем тем истинно русским развлечениям, о которых он столько слышал сначала от Андрея, а потом уже и от Натали…

   Вот почему они никак не могли распрощаться, вот почему сидели до глубокой ночи и не могли насмотреться друг на друга… На самую важную из тем между ними не было сказано ни слова, но слова и не были нужны. Они и без того знали, что им суждено быть вместе, и они будут вдвоём до конца своих дней, до гробовой доски, в печали и радости, в счастье и в горе… Они читали это в глазах друг друга, подмечали в улыбках, в нежных прикосновениях… Их сердца бились в унисон, в одном бешеном ритме, а больше им ничего и не было нужно…

   И вот теперь Наталья, полная самых радужных надежд и мечтаний, спускалась вниз, в гостиную. Анри там ещё не было - он по обыкновению с утра пораньше отправился на верховую прогулку. Наташа подошла к окну, раздвинула шторы. Свинцовое небо Петербурга было, казалось, ещё ниже, ещё суровее, ещё мрачнее… Но княжна лишь улыбнулась - какая разница, какая погода сейчас за окном? Рано или поздно осень должна была вступить в свои права… Главное, что здесь, в этом доме, царят любовь и счастье…

   Натали задёрнула штору, вновь погрузив комнату в такой манящий полумрак, и тотчас же заметила белевший на столе конверт. Она взяла его в руки. Это от Лизы… Значит, они возвращаются. Скорей бы! Как уехали почти три месяца назад, вскоре после свадьбы Андрюши и Светланы, так ни слуху, ни духу… А тут письмо… Снедаемая любопытством, Наташа сломала печать, пробежала глазами строчки… А потом резко выпрямилась, села неестественно прямо и расширенными от ужаса и удивления глазами, словно привидение увидев, уставилась на письмо… Снова и снова она вчитывалась в строки, писанные обычно таким аккуратным почерком Лизы, и с трудом узнавала её руку. А содержание… Господи… Что же это? Не может быть, нет… Да что ж они, с ума все посходили? И Лиза, и Анна, приписавшая пару строк, и Светлана?.. Андрей… Уму непостижимо… Андрей… Андрюша… Нет… Это неправда… Они лгут… Они ошиблись… Этого не может быть… Нет… Мысли вихрем проносились в голове княжны Репниной, но ни одна не могла закрепиться, они путались, оттесняли одна другую…

   - Наташенька, что с тобой? - раздался в тишине комнаты тихий голос Анри. Он вернулся с прогулки и уже пару минут, стоя в дверях, наблюдал за своей любимой.

- Анри… - подняла на него полные боли глаза Натали.

- Любимая, что случилось? - граф опустился на колени у её ног, снизу вверх заглянул в полные слёз зелёные глаза. Письмо выпало из обессилевших вдруг рук Наташи, губы задрожали…

- Андрей… Андрюша… Твой друг… Он… его… его больше нет… - с трудом выдавила она из себя, а потом закрыла лицо руками и зарыдала.

   - Что? Что ты такое говоришь? Андрей… Что с ним? - тормошил княжну Анри, но она не могла унять потоки слёз и была в силах лишь слабо кивнуть в сторону лежащего на полу письма.

Молодой человек поднял его прочёл… А потом обнял Наташу, привлёк к себе. И, находясь во власти его сильных рук, Наталья начала понемногу успокаиваться…

- Андрей… Андрюша… За что, за что мне это?.. - шептала она. - Неужели это расплата нам за грехи молодости? Господи, неужели тебе было мало забрать у нас одного Андрея? Зачем тебе второй, зачем?

   - Наташа, что ты такое говоришь? Какой второй Андрей? - Анри был настолько поражён вестью о том, что его друг пропал без вести, канул в неизвестность где-то в Польше, что с трудом понимал всё то, что она говорила сквозь слёзы.

- А ты ничего не знаешь? Я ничего тебе не говорила? -  спросила она.

Он лишь покачал головой. Тогда Наташа, вытирая слёзы, начала свой печальный рассказ…

   - Анри, я никогда не говорила тебе этого, но очень давно, больше двадцати лет назад, я была обручена с Андреем Долгоруким, братом Лизы… Я собиралась за него замуж, мы были очень счастливы, мне казалось, что я попала в рай… Но однажды его словно подменили. Он стал недовольным, раздражительным… Порой мне казалось, что передо мной совсем другой человек, а порой всё было по-прежнему, он меня чуть ли не на руках носил… Так я и жила, мечась между дух огней, не зная, что мне делать, чего от него ждать, пока однажды не узнала, что у него есть любовница, крепостная девушка Татьяна… И, более того, она ждёт от нег ребёнка.  Я разорвала наши отношения, уехала к брату в поместье Корфов… А там… там встретила Александра Николаевича… И он убедил меня, что истинная любовь сможет пережить всё. А тут как раз и Андрей стал умолять простить его, говорил, что любил, любит и будет любить только меня. И я простила его, стала готовиться к свадьбе… Но червь сомнения продолжал терзать мою душу, что-то не давало мне покоя. Меня не оставляло чувство, что ещё чуть-чуть, и всё изменится. Когда я видела его рядом с ней, мне хотелось зажмурить глаза, заткнуть уши, убежать на край земли, лишь бы не видеть, как он смотрит на неё, лишь бы не слышать, как нежно он говорит с ней…

   Но всё же я пошла с ним к алтарю. И уже там, произнося слова клятв, я вдруг со всей ясностью поняла, какую ошибку совершаю… И я повернулась и ушла, я сбежала прямо из-под венца. Мне тогда казалось, что это - единственная возможность разорвать опутавшие меня сети, вырваться из этой ловушки… А в тот же вечер Андрей погиб - погиб так глупо, так бессмысленно… Пистолет, который он держал в руках, вдруг выстрелил. И всё…

   До сих пор мне не даёт покоя мысль, что всё могло быть иначе. Если бы я тогда не сбежала, то этот вечер закончился бы совсем по-другому. Андрей был бы жив… - и Наташа вновь расплакалась.

   - Ну всё, любимая, тише… - Анри осторожно гладил её по спине. - Ты ни в чём не виновата. Видимо, ему так на роду было написано, не кори себя… А что случилось с ребёнком Андрея, он родился? - не смог удержаться о вопроса Анри.

Наташа кивнула:

- Да… У них с Татьяной родилась дочь. Да ты же её знаешь - это Катрин, жена Ивана…

   Не успел ошеломлённый граф задать следующий вопрос, как вошёл слуга и подал записку на серебряном подносе. Наташа дрожащими руками развернула листок:

- Это от Анны. Они вернулись…

- Тогда едем, - порывисто поднялся Анри с дивана. - Вдруг у них есть новости.  Собирайся!

И Наташа послушно отправилась наверх.

 

 

 

 

Глава 41. На руинах счастья…

 

   Не прошло и получаса, как карета княжны Репниной остановилась у подъезда особняка Корфов. Поддерживаемая под локоть Анри, Наташа медленно вышла из экипажа, по-прежнему прижимая белоснежный платок к заплаканным глазам. Медленно и осторожно, словно каждый шаг отдавался нестерпимой болью, она поднялась на крыльцо, потянула на себя тяжёлую дубовую дверь, шагнула в тишину дома…

   Дом, казалось, вымер - ни звука не доносилось из его глубин, словно все его обитатели враз исчезли, растворились, пропали… Совсем как Андрей… Наталья прогнала прочь мрачные мысли и уверенно направилась в гостиную. Распахнулась ещё одна дверь, и её взору предстала печальная картина - Светлана, милая и любимая крестница, всегда такая весёлая и озорная, неподвижно сидела на диване - осунувшаяся, измученная… Чёрное траурное платье с глухим воротом ещё больше подчёркивало её и без того мертвенную бледность, её чудесные глаза, наполненные слезами, больше не сверкали задорным огнём, даже её золотисто-рыжие волосы, казалось, утратили свой необычный блеск  и шелковистость, стали тусклыми и безжизненными, как и она сама… Рядом с нею сидела Анна, тоже вся в чёрном, и держала дочку за руку, а у камина, неотрывно глядя на них, застыл Владимир. Он-то первым и увидел появившуюся на пороге Наташу.

- Натали! - воскликнул он.

Аня и Света порывисто обернулись.

- Дорогие мои… Как вы?.. Держитесь… - Наташа подошла к ним, опустилась на ковёр у их ног, взяла их руки в свои. А Светлана, обернувшись, увидела застывшего в дверях молодого человека и тихо сказала, до конца не веря своим глазам:

- Анри…

   - Света, я не верю… Я просто не могу в это поверить, - приблизился он к ней.

- Я тоже не могу… Я не верю, что это правда, что я никогда его больше не увижу… - и слёзы вновь потекли по её щекам.

- Девочка моя, успокойся… - Натали, сама с  трудом сдерживая слёзы, обняла девушку. - Может быть, всё не так уж и страшно… Может быть, всё ещё обойдётся?

- Да, Наташа права… - Анри приблизился к девушке, опустился на ковёр рядом с Натальей. - Может быть, всё обойдётся?.. Андрей из многих переделок выпутывался, удача всегда была на его стороне…

   Владимир и Анна с удивлением смотрели на молодого человека. По некоторым фразам они догадались что это и есть тот самый Анри, приятель Андрея, с которым дети встретились в Италии, но почему сейчас он здесь, как он здесь оказался? И почему вместе с Натали? Поймав изумлённый взгляд Ани, Наташа осознала свою ошибку и поднялась с пола, жестом велев Анри сделать то же самое, и взяла его под руку:

- Сейчас не самое подходящее для этого время, но я хочу представить вам графа Анри де ла Мер, моего… - и она замялась, не зная, как назвать его. И правда, кто он ей? Друг, жених, любовник? Ни тот, ни другой, ни третий… Их отношения были далеки от дружеских, её любовником в том смысле, который обычно вкладывают в это слово, он так и не стал, а жених… Они оба знали, что их жизни связаны одной незримой нитью, что им самой судьбой предназначено быть вместе, но, тем не менее, они ни разу не говорили на эту тему… Видя её замешательство, граф решил прийти ей на помощь - он приобнял её за плечи, заглянул в зелёные-презелёные глаза:

- Твоего жениха. Давай называть вещи своими именами, любимая…

   - Тётя… Анри… - только и смогла проговорить Светлана. - Неужели теперь хоть кто-то будет счастлив?..

А Владимир и Анна просто изумлённо смотрели на них. Они уже свыклись с мыслью, что Наташа до конца дней своих будет одна. Что они только ни делали, чтобы помочь ей избавиться от чувства вины, которое долгие годы не давало ей покоя, знакомили её с самыми видными женихами Петербурга, но  всё тщетно… А теперь, когда все уже отчаялись, она, кажется, сделала всё сама…

   - Наташенька… - придя в себя, обняла её Аня. - Будь счастлива…

- Наташа? Что случилось? - раздался голос с порога.

Все повернулись туда. В дверях стоял Миша, а за ним и Лиза.

- Миша? Ну что там? Вы что-нибудь узнали? - подбежала к брату Наташа.

- Нет, милая моя. Ничего нового. Всё то же самое… - ответил он.

- Господи, да что же это? Кончится ли это вообще когда-нибудь? - воскликнула Света.

- Девочка моя, не стоит терять надежду. Теперь тебе надо быть сильной за двоих» - обнял племянницу Миша.

- Да, отчаиваться нельзя! - подхватил Анри. - Слышишь, Светлана? Я сам незамедлительно отправляюсь в Польшу и постараюсь всё разузнать.

- Но мы уже пытались это сделать, - покачал головой барон. - И всё тщетно.

   - Владимир Иванович, простите меня, но вы, наверно, не там искали… У меня есть пара знакомых, занимающих достаточно высокие посты. Я постараюсь начать поиски через них. Вот, к примеру, Вацлав Вансович, муж моей старой знакомой, Марины Поплавской…

При упоминании этого имени Света вздрогнула, а Миша лишь покачал головой:

- Сомневаюсь, что после всего случившегося Марина станет помогать нам…

- Но попытка не пытка, - улыбнулся Анри.

   - Так что же всё-таки произошло, Наташа? - устало спросила, выходя вперёд, Лиза. - Говори, не бойся. Мне теперь уже ничего не страшно…

Наташа с тоской смотрела на неё - прежде такую весёлую, улыбчивую, а порой даже озорную и сумасбродную, совсем как в годы юности… Что с ней стало? Горе надломило её, лишило сил, заставило померкнуть тот живой огонёк, что горел в ней всегда… Она вмиг словно бы постарела лет на десять, куда-то исчезла королевская осанка, горделивая посадка головы… Перед Наташей стояла уставшая от жизни и от всех забот сорокалетняя женщина. Да, горе надломило Лизу, но не сломало совсем. Она выстояла, пусть эта битва и тяжело ей далась…

   - Лиза, Миша, я хотела вам сказать, что собираюсь связать свою дальнейшую жизнь с графом де ла Мер, - тихо сказала Наташа.

- Ну что ж, будь счастлива… - безучастно добавила Лиза.

- А ведь у нас есть ещё хорошие новости,  - отвлёкся, наконец, от мрачных раздумий Владимир. - Лиза, наша с тобой крестница вышла замуж.

- Что? Ира вышла замуж? - подняла голову Светлана.

- Да, моя дорогая, - коснулась её руки мать. - Они были у нас в поместье вместе с Григорием, а потом вместе с твоим братом отправились в своё имение…

- Да, а как там Ваня? Как Катюша? - эти новости постепенно стали возвращать Светлану к жизни, помогали отвлечься, выйти из того сомнамбулического состояния, в котором она пребывала уже почти две недели. 

- Катя? Боже мой! Мы же так и не сказали! - воскликнула Анна и сама испугалась этого - слишком громко и радостно прозвучал её голос в этой комнате, где всё, казалось, дышало горем. А потом продолжила уже потише - Миша, Лиза, Екатерина ждёт ребёнка…

- Как, и Катя тоже? - теперь уже Светлана вскочила с дивана.

- Тоже? Почему тоже? - растерянно спросила Натали, обводя изумлённым взглядом присутствующих.

- У меня будет малыш, - тихо ответила девушка.

- Милая моя… Светочка… - заключила крестницу в объятия Натали, а потом позвала - Лиза, Аня! Мы должны быть сильными… Мы должны верить в чудо…

Все четверо обнялись и заплакали. И слёзы горя, слёзы утраты мешались со слезами счастья и радости, со слезами надежды…

   А в чудесном городе Париже никто ничего не знал. Да и откуда бы им было знать о том, что творится в далёкой Богом забытой России? К тому же, и своих хлопот у них было предостаточно - меньше, чем через две недели - начало нового сезона, а ещё не все туалеты пошиты, не все оповещены о днях светских салонов и роскошных балов, не все распоряжения управляющим имениями, оставляемым там полновластными хозяевами на всю зиму,  розданы… В общем, хлопот не счесть, а время не ждёт, стрелки часов неумолимо движутся вперёд, приближая заветный час…

   Княжна Виктория Растопчина, сидя ранним утром за письменным столом, стоящим у окна в её роскошной спальне, потянулась и зевнула. Нет, что ни говори, а жизнь прекрасна. По крайней мере, для неё… Совсем скоро начнётся новый сезон, и на балах она по-прежнему будет сиять звездой первой величины. В этом Вика не сомневалась - не родилась ещё на свет та, кто сможет её затмить. Да если бы даже и появилась, княжна Растопчина не стала бы церемониться с соперницей - пара невинных на первый взгляд фраз,  сказанных в нужное время и в нужном обществе - и с бедняжкой покончено навсегда.

   Одно только огорчало Викторию - в этом сезоне ей, похоже, придётся обойтись без подруги, а это значит обречь себя на смертную скуку на доброй половине приёмов. Только вчера она распрощалась с Еленой Нелидовой. Девушка уехала в Россию. И чего, спрашивается, их всех туда тянет? Сама Вика с ужасом вспоминала первые пять лет своей жизни, проведённые в огромной мрачной усадьбе где-то в глуши и пару недолгих визитов в более сознательном возрасте к тётке, графине Варваре Салтыковой, в Петербург. Она с содроганием вспоминала ледяной ветер с моря, каждодневные дожди, сутолоку и толчею на Невском… Нет, не любила Вика эти мрачные северные города, в которых прошло её детство - и Петербург, и Лондон, чьи туманы вводили девушку в состояние меланхолии. То ли дело Париж… Город-сказка, центр веселья и любви… Рай для души, ищущей приключений.

   И что, скажите на милость, побудило Элен бросить всё на свете и уехать туда, в эту варварскую страну? А ведь она совсем недавно похоронила мать… Княгиня Лидия так и не оправилась от простуды, подхваченной ею ещё весной, в один из промозглых апрельских деньков… Так что же всё-таки побудило её уехать? Насколько знала Виктория, у неё там и родственников-то не было. Единственный родной ей человек, брат матери, и тот жил в Ницце… Ностальгия замучила? Да нет, Лена ни разу не была в России - мать сама не ездила и дочери не позволяла. Хотя по-русски девушка говорила прекрасно, не то что Вика. Сколько раз она злилась, когда Элен и Сергей, родной брат, специально в её присутствии начинали говорить на этом языке, которым владели в совершенстве… Нет, тут что-то не так, тут скрыта какая-то загадка… Недаром Лена так загадочно улыбалась вчера, когда Виктория учинила ей настоящий маленький допрос, и обещала всё рассказать после своего возвращения. Странно, очень странно…

   Хотя, впрочем, от Нелидовой всегда было мало проку - уж больно скромна да осторожна была она… То ли дело Марина… Едва познакомившись с ней на одном из балов в Варшаве, куда Виктория попала совершенно случайно, она тут же признала в молодой пани родственную душу. Какими верными подругами они стали, какой великолепный альянс представляли из себя… Но теперь Марину ждать бесполезно, она не приедет. И не замужество тому причиной. Если бы она захотела, даже тысяча мужей не смогла бы её удержать. Нет, тут было что-то, что-то другое… Странное письмо она прислала, очень странное…

   Вика протянула руку и достала из стопки бумаг тонкий розовый листок, источающий нежный аромат камелий, и вновь вчиталась в строки:

 

   Здравствуй, Вика, дорогая моя подруга. К сожалению, я не смогу принять твоё приглашение. Обстоятельства изменились и требуют моего присутствия здесь. Когда-нибудь я смогу всё рассказать тебе. Когда-нибудь, но не сейчас. Должно пройти время… Прости меня… Меня зовут, я должна идти, и поэтому заканчиваю своё письмо. Надеюсь, мы вскоре увидимся.

            Остаюсь всегда преданная тебе,

                                                          Марина.

 

Вика зажала письмо в руке и устремила на него задумчивый взгляд. Нет, таинственность всегда присутствовала в Марине, но никогда она не была такой скрытной. С ума все её подруги посходили, что ли?

   Но в следующий миг она забыла обо всём на свете, потому что сильные руки легли ей на талию, а горячие губы припали к её шее в страстном поцелуе…

- Анатоль… - простонала она, подаваясь назад, навстречу ему. - Ты ещё здесь?

- Я не могу уйти, Тори… - прошептал он ей в самое ухо, лаская её прекрасное тело. - Не могу уйти от тебя…

- Ты играешь с огнём, милый… - прошептала она, оборачиваясь и подставляя губы для поцелуя. - Сегодня должен приехать Серж… Ты представляешь, что будет, если он застанет тебя здесь?

- А я совсем не боюсь твоего братца, моя хорошая, - улыбнулся тот. - К тому же, опасность только добавляет остроты чувствам, - и с этими словами Анатоль поднял смеющуюся девушку на руки и понёс к роскошной кровати…   

 

 

 

Глава 42. Новые встречи и новые тайны.

 

День катился за днём. Наступил ноябрь. Зима постепенно вступала в свои права, покрывая улицы Петербурга сплошным слоем непролазной грязи, превращая Неву в ревущий и бушующий поток… В один из таких мрачных дней Михаил увёз жену в Париж. Эти улицы, эти дома будили в ней воспоминания, она не могла больше оставаться здесь, где всё напоминало о прошлом. Конечно, в Париже прошлое казалось ещё ближе, но там всё так и дышало воспоминаниями об Андрее, казалось, что он здесь, рядом… Поэтому Репнины и уехали. К тому же, оттуда, из Франции, было легче продолжать поиски. Они не теряли надежды, хоть всё говорило о том, что поиски бессмысленны, хоть накануне их отъезда ни с чем вернулся из Польши Анри - ему даже не удалось увидеться с Мариной, слуги просто не пустили его в замок… Но граф и без этого использовал все возможности для поисков, но не напал ни на один, даже самый крошечный след… Но Лизу было не переубедить, она кричала, что сама отправится в Польшу, что пешком обойдёт её всю, но найдёт своего мальчика… И Миша клятвенно обещал, что по возвращении во Францию тут же наймёт лучших сыщиков, которые умеют доставать людей разве что не из-под земли…

   С тех пор Лиза и стала рваться домой, в Париж… Мишель встретился с Александром, выслушал от того много тёплых слов соболезнования и получил приказ вернуться к исполнению своих обязанностей посла во Франции… В тот же вечер, несмотря на просьбы и мольбы Анны, Лиза начала собирать вещи. И вскоре они уехали, простившись со всеми, пообещав вернуться весной, к рождению внука или внучки. Лиза почему-то была уверена, что родится именно девочка, хотя все остальные по каким-то одним им ведомым приметам утверждали, что будет непременно мальчик, сын, продолжатель рода Репниных…

   А Светлане было совершенно всё равно. Последнее время она жила как во сне - спала, просыпалась, ела, глядела в окно, вязала крошечные чепчики и кофточки, читала книги, забывая о прочитанном, едва закрывала томик. Пока позволяло её положение, пока её талия по-прежнему оставалась тонкой, почти осиной, она ходила гулять - бродила по улицам, не замечая ничего вокруг, не замечая идёт ли она мимо роскошных особняков или жалких покосившихся лачуг, на том берегу Невы она или на этом… Она могла бродить так до самого вечера, позабыв обо всём на свете, позабыв о времени… Могла вернуться домой лишь после заката, когда перепуганные родители уже не знали, куда бежать и где её искать.

   Однажды она оказалась у громады Исаакиевского собор. Долго стояла, смотрела на серые каменные стены, на огромный золочёный купол, возвышающийся над городом, кутаясь от порывов ледяного ветра и колючих снежинок в короткую беличью шубку, наблюдала, как огромная стая белых голубей кружит над площадью… А потом поправила на голове ажурный пуховый платок-паутинку и шагнула под своды храма. Как раз шла служба… Голос священника гулко отдавался под сводами, с хоров ему вторили певчие… Светлана стояла, смотрела на светлый образ Богородицы и чувствовала, как благодать нисходит в душу… Чем больше она всматривалась в её страдающий лик, тем больше сил, казалось, вливалось в неё. В мир на глазах возвращались краски, жизнь снова наполнялась смыслом. «Ты должна жить… Должна жить ради своего ребёнка… - казалось, голос Богоматери звучал у неё в ушах. - Смирись, грешно роптать на судьбу. Высший долг человека - помочь ближнему своему…» И с каждым мигом душа Светланы всё больше отделялась от тела, воспаряла к небесам, освобождалась от боли и тоски…  

   Служба давно закончилась, а Света всё стояла, не смея отвести взгляд… И простояла она так до тех пор, пока пожилой священник, проходя мимо, не коснулся её руки и не осенил крёстным знамением:

- Храни тебя Господь, дочь моя…

Тогда она наконец-то пришла в себя и огляделась. Церковь была пуста, лишь у окна возле иконы склонила голову в молитве девушка. Ей на лицо из-под чёрного кружевного платка ниспадали светло-русые локоны, губы шевелились в беззвучной молитве. Что-то в ней показалось Светлане знакомым. Где-то она уже её видела… Причём не так уж давно… 

   Словно бы почувствовав устремлённый на неё взгляд, девушка обернулась, взглянув на Свету своими светло-голубыми глазами. И Светлана тут же её узнала. Это же Елена Нелидова, та самая девушка, с которой они встретились в Париже, с которой ездили в Сен-Клу, а потом пару раз встречались на приёмах… С ней вместе ещё была Виктория Растопчина…

   Прогнав воспоминания, Света направилась к девушке:

- Елена, Вы ли это?

Девушка обернулась, и её глаза удивлённо распахнулись:

- Светлана? Воистину, Вас послал мне сам Господь!

- Элен, что Вы здесь делаете? Я думала, что Вы в Париже… - спросила Света.

- Нет, я приехала в Россию, - грустно улыбнулась Лена. - Я только сегодня прибыла в Петербург и вот пришла сюда поставить свечку в память о матери…

- В память о матери? Так Ваша мама… - Света вспомнила, что слышала от многих о тяжёлой болезни княгини Нелидовой, и легко коснулась руки девушки. - Примите мои соболезнования…

- Благодарю Вас, - ответила та. - А как Вы? Как Андрей?

- Андрей… Андрей пропал… Я не знаю, где он и что с ним… - чуть слышно прошептала Светлана и сама удивилась, что не почувствовала резкой боли, обычно пронзающей её насквозь, если приходилось произносить эти слова, осталась лишь светлая грусть да воспоминания.

- Андрей … Боже мой… Светлана… Света… Прости меня… - Элен обняла девушку.

- Спасибо, Лена… - прошептала та.

   В тот самый миг, когда девушки обнялись, каждой показалось, будто незримые нити протянулись между ними, связали их крепкими узами, сблизили их, сроднили… Они прочли это в глазах друг друга.

- Лена, ты только сегодня приехала? - спросила Света. - А где ты остановилась? У родственников?

- Нет, у меня нет родных в Петербурге, - опустила та глаза. - Если честно, я думала снять комнату в каком-нибудь доме…

- Нет, ни в коем случае нельзя этого делать! - воскликнула Света. - Ты что же, не знаешь, как это опасно? Молодая девушка одна в Петербурге, да ещё в меблированных комнатах! Так и до беды недалеко!

- Но что же мне тогда делать? - растерянно развела руками Элен. - У меня нет друзей в Петербурге…

- Как это нет? - Светлана не колебалась ни секундочки. - Ты пойдёшь ко мне, будешь жить у меня, сколько хочешь…

   - Но… Это, наверно, неудобно… - замялась девушка. - Я стесню тебя. К тому же, твои родители…

- Мои родители будут рады гостье! - перебила Лену Света, в который уже раз загораясь новой идеей. Появление княжны Нелидовой было как раз кстати, она появилась именно тогда, когда Светлане так нужен был кто-то, кому можно было бы выговориться… Маму тревожить не хотелось, ей и без того  было тяжело; крёстная мучительно переживала удар судьбы, и даже Анри не всегда удавалось достучаться до неё… Катюша с Иваном, приехав после получения письма со страшной вестью, вскоре уехали в Крым - молодого барона отправили туда инспектировать фортификационные сооружения, а Катя, несмотря на своё интересное положение и уже слегка обозначившийся животик, поехала с ним. Ирина не показывалась в Петербурге, видимо, наслаждаясь семейной жизнью, а Оля постоянно пропадала во дворце…

- Не нужно слов, пошли! - Светлана подхватила девушку за руку и вместе с ней направилась к выходу.

   - Светлана, постой! - уже на крыльце высвободила руку Елена. - А как же мои вещи? Я оставила их на почтовой станции…

- Мы пошлём за ними Фёдора, нашего кучера, как только придём домой. Там недалеко, всего пара кварталов, - Света уверенно отправилась дальше, а Лена, улыбаясь, последовала за ней. Она и не надеялась на такую удачу. Отправляясь в Петербург, она уезжала в неизвестность, не зная, что будет делать там… И не в деньгах было дело - последние пять лет забота о сохранении и укрупнении фамильного состояния целиком лежала на ней, и она отлично со всем этим справлялась… Она знала, что, кроме земель во Франции, у них есть и старое поместье в России, но оно было далеко отсюда, далеко от столицы, где-то на юге. А обстоятельства были таковы, что Лене необходимо было быть здесь, в Петербурге. Лишь здесь она могла найти ответы на все вопросы. Хотя, в общем-то, и так всё было ясно, но подтверждение всё же было необходимо. Лишь здесь она могла встретить того единственного человека… Вот только как его найти? Одного человека в таком большом городе? Хотя… Попытка - не пытка…

   - Светлана постой! - вновь воскликнула Елена, подходя к чугунной решётке, ограждающей набережную, вцепилась в неё руками, не замечая ледяного холода металла, пробирающего до костей даже через тёплые перчатки… Она устремила свой взгляд туда, на ту сторону узенькой речки, Фонтанки, как она догадалась, услышав это название в разговоре двух проходивших мимо весёлых студентов. На том берегу, закованном в гранит набережной, возвышался огромный особняк за чугунной ажурной оградой, позолоченные львы держали в могучих лапах геральдический щит… Лена стояла, и не могла отвести глаз - это зрелище притягивало, манило её…

   Девушка вернулась в реальность от того, что Света осторожно коснулась её руки:

- Лена, что с тобой?

- Нет, ничего, - улыбнулась та и покачала головой, а потом, поколебавшись мгновение, добавила - Света, может быть, мой вопрос покажется тебе странным и неуместным, но… Скажи мне, ты случайно не знакома с бароном Корфом? Или, быть может, ты слышала что-то о нём…

- С бароном Корфом? - переспросила Светлана. - Конечно знакома! Ты что же, думаешь, что я не знаю собственного отца?

   Что?.. - Лене показалось, что земля уходит у неё из-под ног и, чтобы не упасть, ещё крепче сомкнула пальцы вокруг чугунных кружев. Она ожидала чего угодно, но только не этого… Что это - знак судьбы или её злая шутка? Всё так странно и непонятно. - Светлана, ты что же, хочешь сказать, что твой отец - барон Иван Иванович Корф?

- Иван Иванович?.. Нет, он мой дедушка, а моего отца зовут Владимир Иванович, - Света была удивлена такой заинтересованностью её семьёй.

- А я и не знала… - вновь устремила взгляд вникуда Елена. - А расскажи мне что-нибудь о нём…

- Да что рассказывать? Ты и сама его вскоре увидишь. Мы почти пришли, вот уже и наш дом, - и Света указала на тот самый особняк, который приковал внимание Лены.

   - Что, Иван Иванович в Петербурге? - порывисто схватила Светлану за руку девушка.

- Нет. А ты что, не знала, что дедушка умер? - спросила Света, освобождая руку от вцепившихся в неё мёртвой хваткой пальцев Елены.

- Умер?.. Как умер?.. Когда? - выдохнула Лена и побледнела так, что Светлана испугалась, что она сейчас упадёт без чувств.

- Да, дедушка умер. Уже очень давно, задолго до моего рождения… Я совсем его не знала. А почему это тебя так заинтересовало? - пристально посмотрела на девушку Света, очень удивлённая такому допросу.

- Нет, нет… Просто вдруг интересно стало… - отвела взгляд Лена, а потом вновь схватила Светлану за руку. - Ну что, идём?

- Пошли, - и, пожав плечами, Света повела новоприобретённую подругу к дому.

   Через пару минут они уже входили в дом. В гостиной им навстречу поднялась с дивана Анна.

- Мама, позволь представить тебе княжну Елену Нелидову. Мы познакомились с ней в Париже. Я пригласила её пожить у нас. Лена, а это баронесса Анна Петровна Корф, моя мама… - представила их друг другу Света.

- Добро пожаловать в наш дом, Елена, - улыбнулась Аня.

- Я очень рада познакомиться с Вами, баронесса, - присела в реверансе Элен.

- Чувствуйте себя как дома. Простите, что из-за печальных событий мы не сможем принять Вас как подобает… - ответила Анна.

- Ну что Вы, Анна Петровна… - начала фразу Лена, но тут же осеклась на полуслове, потому что в комнату вошёл высокий тёмноволосый мужчина с пронзительно-голубыми глазами.

- А вот и мой отец, барон Владимир Иванович Корф! - сказала Света.    

 

 

 

Глава 43. Незваный гость.

 

   Едва Владимир вошёл в комнату, он сразу же заметил, что его жена и дочь здесь не одни. Посреди комнаты, рядом со Светой, стояла и пристально смотрела на него широко раскрытыми от изумления глазами молодая девушка, пожалуй, года на два - на три старше Светланы. И было в её облике что-то, что заставляло смотреть, не отводя взгляд.

- Папа, позволь представить тебе мою подругу, княжну Елену Нелидову, - вывела отца из состояния задумчивости дочь.

- Очень рад знакомству, - коснулся барон губами протянутой ему руки.

- А теперь, с вашего позволения, мы пойдём устраиваться, - и, обняв подругу за талию, Света увела её наверх.

 Владимир изумлённо посмотрел им вслед:

- Аня, что это с ней?

- Ты заметил, да? - Анна подошла, обняла мужа, положила голову ему на плечо. - Света сегодня совсем другой с прогулки вернулась. Да может это и к лучшему? Сердце на части разрывалось, на неё глядя…

   Вечером за ужином им представилась ещё одна возможность удивиться разительной перемене, произошедшей с дочерью. Всё время проведённое за столом, она практически не умолкала  ни на минутку, улыбалась, даже шутила… Словом, на первый взгляд вела себя так же, как и до этого кошмара, но всё же что-то изменилось. Изменились её глаза, в них поселились пустота и лёд, погас горевший в них прежде озорной огонёк. Осталась лишь телесная оболочка, но куда-то исчезла душа, спряталась где-то глубоко-глубоко внутри, спасаясь от нестерпимой тоски и боли…

   - Елена, скажите, а что привело Вас в Петербург? - спросила, наконец, Анна.

- Я давно мечтала побывать в России увидеть этот чудесный город… Ведь здесь - родина моей матери… и отца… - чуть потише добавила она. - Да к тому же, я давно хотела разобраться с финансовыми делами,  выяснить, чем же всё-таки владеет моя семья в России…

- Не хотите же Вы сказать, Элен, что хотите сами управляться с делами? - удивлённо приподнял бровь Владимир. - Вы меня, конечно, простите, но я думаю, что это не женское дело. Не к чему забивать такую прелестную головку ем-то более сложным, нежели проблемы семьи и дома.

   Лена слегка покраснела от этого невольно вырвавшегося у барона комплимента, а потом смело взглянула в его голубые глаза своими, точно такими же, и улыбнулась:

- Именно это я и хочу сказать, Владимир Иванович. Именно этим я и занимаюсь уже пять лет, с тех самых пор, как мне исполнилось восемнадцать. Тогда я впервые наткнулась в дядиной библиотеке на труды Адама Смита, и эта наука захватила меня целиком…

- Удивительно! - воскликнул барон. - Честно признаться, все эти финансовые дела вгоняют меня в такую тоску… А этим приходится заниматься изо дня в день, из месяца в месяц, из года в год… Вот и сейчас столько счетов да бумаг накопилось, что голова идёт кругом.

- А мне, напротив, всё это доставляет истинное удовольствие, - улыбнулась девушка. - Если хотите, я могу помочь Вам…

- Ну что ж, милости прошу! Всегда рад помощи, - улыбнулся в ответ Владимир.

   Он сказал это просто так, чтобы поддержать начатый разговор. Каково же было его удивление, когда на следующее утро, когда он сидел в кабинете и, раскурив трубку, обложился целой горой счетов и расходных книг, пытаясь хоть чуть-чуть разобраться со всем этим, пытаясь найти хоть немного логики во всём этом хаосе, открылась дверь, и в комнату, шурша шелками платья цвета морской волны, вошла Елена и остановилась на пороге, мило улыбаясь его растерянности.

   - Вот я и пришла, -  тихо сказала она, опускаясь на стул у стола и придвигая к себе огромный гроссбух. - Вы позволите?

Владимир молча кивнул в ответ. С тех пор день за днём каждое утор Лена проводила с ним в библиотеке. И чем больше они общались, тем больше удивлялся барон Корф - настолько эта девушка не была похожа на всех остальных - ни на Анну, ни на Лизу, ни даже на большую оригиналку Натали… Наверно, он бы хотел, чтобы его дочь была такой… Или сестра, которой у него никогда не было… Владимир не переставал удивляться тому, сколько она всего знала, сколько трудов великих людей прочла… К своему великому стыду он был вынужден признать, что большую часть из них он так и не осилил, а о некоторых и вовсе впервые услышал от неё… Он не переставал удивляться её редкостному здравомыслию, её взглядами на жизнь,  присущими скорее умудрённому годами мужу, а не юной деве…  А то, как Элен обращалась с цифрами, и вовсе вызывало у Владимира восхищение - запишет длинную колонку чисел на весь лист, посмотрит на него пару мгновений, и уже решительным росчерком пера подводит итог… С нею дело шло вдвое, нет, даже вторе быстрее, и кипа бумаг, заполонившая стол, таяла на глазах.

   Появление в доме Елены пошло на пользу и Светлане. Отныне она не отсиживалась в комнате и не убивала время бесцельными прогулками по городу, а занималась тем, что знакомила подругу с Петербургом. Пару раз Света пыталась добиться у Элен ответа на вопрос, что же всё-таки привело её в Россию, но Лена либо отшучивалась, либо переводила разговор на другую тему. Не могла она открыть подруге правду, ведь Светлана, в этом Лена была уверена, легко сопоставив факты, быстро нашла бы ответ… А девушка не хотела. Чтобы всё было именно так. Нет, всё будет иначе. А пока довольно и того, что она одна знает правду. Они тоже всё узнают, но потом, позже… Всему своё время.

   Незаметно пролетел месяц. У Светланы уже появился животик, который не могло скрыть самое широкое платье, и она уже не могла столь же свободно, как и прежде, появляться на улицах. Тогда-то Владимир и принял решение возвращаться в поместье. На сей раз Светлана не возражала. Она знала, что это рано или поздно должно было произойти, и чем скорее, тем лучше… Зачем откладывать неизбежное?

   Они не обсуждали этот вопрос, всё вышло само собой, но все решили, что Елена должна уехать с ними. А она и не возражала. Даже напротив, в тот самый момент, когда Света предложила ей это, её глаза вспыхнули от радости и восторга, и она тут же согласилась, позабыв обо всём, что могло ожидать её в Петербурге - и о новых подругах из числа фрейлин Императрицы, и о паре молодых людей, настойчиво добивающихся её расположения, и о шикарном Новогоднем Балу, на который ей обещала достать приглашение Натали Репнина…

   Сердце княжны Нелидовой, как она по привычке продолжала себя называть, рвалось туда, в поместье…   Лишь там сможет она облегчить душу, лишь там сможет выполнить свой обет… Пусть не так, как должна была, но всё же… Всё было готово уже давно, ещё в Париже. Всё необходимое дожидалось своего часа, лёжа на дне её большого дорожного саквояжа. И вот, похоже, тот час пробил, вернее, пробьёт завтра. Ведь завтра на рассвете они уезжают в Двугорский, а значит, к обеду будут там. Завтра… Всё произойдёт завтра…

   Единственным человеком, кому всё происходящее было не по нраву, была Анна. Взаимоотношения Владимира и Елены тревожили её. Сколько раз, бывало, она заходила без стука в библиотеку и неизменно видела одну и ту же картину - они сидели за столом, склонившись над очередной огромной книгой, и были друг от друга так близко, что, казалось, её светло-русые кудри мешаются с его чёрными волосами… Её ручка скользила по строчкам, как бы невзначай касаясь его руки, она что-то говорила, а он внимательно слушал, улыбаясь и склоняя голову ещё больше в её сторону… И они были так увлечены этим, что даже не слышали ни как она входила, ни как она уходила, тихо прикрыв дверь и оставив их вдвоём.

   Аня не знала, что и думать. Она не хотела верить в то, что те мысли, что так настойчиво лезли в голову, правда, что всё возвращается… Она до сих пор помнила, каким был Владимир в пору юности, она этого никогда не забудет, потому что забыть такое просто невозможно. Никогда она не забудет, как он менял девушек, словно перчатки, утром мог писать письмо с признаниями в любви одной, а вечером на балу кружиться в вихре вальса, нашёптывая на ушко комплименты, с другой… Он влюблялся каждый день в новую женщину, хотя была ли это любовь? Скорее всего, нет… Скорее всего, это была лишь попытка найти свой идеал, найти ту единственную, что была предначертана ему свыше…  Среди его побед были и девушки из самого высшего общества, наследницы огромных состояний, и молодые актрисы, блиставшие на Петербуржской сцене, и даже крепостные крестьянки из собственного имения… Пожалуй, лишь одна Наталья Репнина смогла устоять, избавиться от власти его чар, не поддаться его дьявольскому обаянию…  Хотя… Даже в этом Анна не могла быть полностью уверена.

   А может быть, и эта мысль приятно грела душу, всё это было лишь попыткой забыться, попыткой изгнать из сердца чувства к той, кто всегда была рядом, незримо присутствовала, наблюдала за всем происходящим и тихо страдала… Может быть, это было попыткой забыть ту, лишь в которой Владимир видел всё то, что мечтал найти, и наконец нашёл, но только в той, которая, как он считал, была этого недостойна. И этой девушкой была она, Анна…

   Как она боялась первое время после свадьбы, что Владимиру вскоре всё наскучит, наскучит она, наскучит  тихая семейная жизнь, и всё начнётся сначала… Она ревновала мужа ко всем, даже к Лизе, когда та изредка приезжала из Франции. И никогда она не забудет тот ужас, который пережила, когда Репнины первый раз приехали в Россию, не забудет, как улыбающаяся Лиза вошла в дом, неся на руках сынишку, которому уже сравнялось полгода, сынишку с чёрными, как смоль, волосами и пронзительно-голубыми глазами… Всё поплыло тогда перед глазами баронессы, если бы она не сидела в кресле, то, наверно, упала бы… И лишь заплакавший у неё на руках собственный сын вернул Аню к жизни…

   Но шло время, и Аня понимала, что все её страхи беспочвенны, муж так же сильно любит её, несмотря на проносящиеся мимо годы… А вот теперь… Неужели всё начинается заново? Неужели права была Варвара, говоря: «Седина в бороду, бес в ребро»?  А может быть, Аня просто ошиблась? Может быть… А может быть и нет… И главное - поделиться своими опасениями не с кем. Не с дочерью же, в конце-то концов, разговаривать?

   В таких мрачных мыслях она и пребывала всю дорогу до поместья, да и там, в родном доме, они не оставили её. Да ещё и Светлане стало плохо, дорога утомила её, у неё кружилась голова, ком подступал к горлу. Аня хлопотала вокруг неё - поправляла подушки, готовила питьё из целебных трав… В очередной раз проходя быстрым шагом через гостиную в комнату дочери, она невольно бросила взгляд в окно и как раз увидела, как из ворот поместья,  прижимая к груди какой-то свёрток, выходит Елена. Её бы Анна ни с кем не перепутала.

   Выйдя из ворот, девушка оглянулась по сторонам и быстрым шагом пошла по узенькой тропинке, ведущей к роще у подножия холма, за которой располагалось фамильное кладбище. Лена быстро прошла через рощицу, не обращая внимания на стройные берёзки и пушистые ели, запорошённые снегом, и остановилась лишь у подножия огромного гранитного памятника, на котором было выбито: «Барон Иван Иванович Корф, герой войны 1812 года. 1789-1839».

   Элен остановилась и долго смотрела на серую громаду обелиска а потом упала на колени прямо на снег, развязала шёлковые шнурки небольшого мешочка, который до этого прижимала к груди, и высыпала из него на белый снег горсть чёрной земли, а потом протянула руку, коснулась холодного, как лёд, камня  и прошептала:

- Вот, мама, я и выполнила своё обещание… Я нашла своего отца…         

 

 

 

Глава 44. Сюрпризы судьбы.

 

   Едва Лена прошептала эти слова, как ей на плечо легла чья-то рука. Она обернулась и подняла глаза.  Перед ней стоял Владимир.

- Что Вы здесь делаете? Что Вам нужно на могиле моего отца? - резко спросил он, оглядывая чернеющую на белом снеге горсть земли.

   Лена поднялась с колен и смело заглянула ему в глаза. Видимо, настало время сказать правду, хватит бежать от неё. Судьбу надо встречать с гордо поднятой головой. Если её не поймут, если её прогонят - ну что же, она примет это, стерпит, уйдёт… Главное, что она скажет правду. Самое важное - что она, кажется, нашла наконец свою семью… Решив больше не медлить ни секунды, Лена решительно сняла с шеи золотую цепочку с висящим на ней медальоном в форме сердечка, и молча протянула её барону.

   Ничего не понимающий Владимир протянул открытую ладонь, и Лена осторожно опустила на неё медальон. Он открыл его. Внутри был портрет, портрет его отца. Миниатюрная копия того самого портрета, что стоит в библиотеке на столе. Но откуда, откуда у этой девушки этот портрет? Разве что… Да нет, быть не может, хотя… Боже, так вот почему с первого взгляда он заметил в ней что-то знакомое, но что - так и не понял…

- Почему Вы носите на шее портрет моего отца? - спросил барон, ещё не веря до конца в свою догадку.

- Но Вы же сами всё поняли, Владимир Иванович… - улыбнулась Лена. - Я расскажу Вам всё, если Вы позволите…

- Ты хочешь сказать, что мой отец… - Владимир не закончил фразы, Елена сделала это за него:

- Приходится отцом и мне.

- Что-то я уже ничего не соображаю… - прижал ладонь ко лбу барон, а потом схватил девушку за руку. - Пошли. Поговорим в доме. Если то, что ты говоришь, правда, то Анна со Светланой тоже должны это знать.

   Анна, только присевшая на диван с книгой, тут же вскочила, едва в гостиную, громко хлопнув дверью, чуть ли не вбежал Владимир, буквально таща за руку Елену.

- Что случилось? - только и смогла вымолвить она.

- Аня, пойдём в библиотеку. И позови Свету, - распорядился барон. - Елена хочет нам сообщить кое-что важное.

- Может быть, не стоит беспокоить девочку? Она устала с дороги, - попыталась заступиться за дочь Анна, но тут на пороге, привлечённая шумом, показалась сама Светлана.

- Нет, мама, мне уже лучше. Если папа хочет… - сказала она.

- Да, девочка, пойдём, - и, приобняв Свету за талию, Владимир направился в библиотеку. Лена и Анна последовали за ним.    

   А там барон наконец повернулся к всё время молчавшей до этого Елене:

- Ну что ж, рассказывайте.

- Я расскажу вам всё, - кивнула девушка. - А что уж с этим делать - решайте сами. Если вы прикажете мне забыть обо всём и покинуть этот дом, ну что ж… Я так и сделаю.

- Лена, не говори так! - воскликнула Света, подходя и обнимая подругу. - Что случилось? Расскажи… Я всегда пойму тебя.

- Спасибо, Светочка, - улыбнулась Лена. - Я надеюсь, что и Вы, Владимир Иванович, и Вы, Анна Петровна, сможете меня понять… - и девушка начала свой рассказ, начала издалека…

   - Моя мать, княгиня Лидия Нелидова, покинула Россию двадцать четыре года назад, не  сказав никому не слова, и больше никогда не возвращалась на родину. Я родилась в Ницце, в доме моего дяди. Когда мне было пять лет, мы переехали в Париж. Вся моя жизнь прошла за границей. Мама не хотела возвращаться в Россию, когда я, повзрослев, спрашивала её почему, она неизменно отвечала, что назад ей дороги нет. Эта тема стала для меня запретной, также, как и разговоры об отце. Когда я была маленькой, мама говорила, что папа умер, когда я была совсем крошкой, а повзрослев, я начала понимать, что, похоже, его никогда и не было, похоже, мама и не была замужем. Но спросить её об этом прямо я так и не решалась. А может быть, просто боялась услышать правду, боялась узнать, что я незаконнорождённая…

   Мама молчала, а я и не спрашивала. И лишь умирая, она рассказала мне правду. Будучи совсем юной, она влюбилась в одного человека много старше её, человека, у которого уже был взрослый сын… Но она полюбила, полюбила страстно, без оглядки. Он ответил на её порыв. Через некоторое время мама поняла, что беременна. Она оказалась в западне, выхода не было - если бы родители узнали, они бы не стали с ней церемониться, да и брак её с тем человеком они бы ни за что не благословили, ведь у них были свои блестящие планы относительно судьбы дочери. Тогда мама и решилась на крайние меры - она сбежала из дома, уехала в Ниццу к брату Степану. Там, в его доме, в положенный срок появилась на свет я. О моём рождении мама никому не рассказала - ни родителям, ни, тем более, моему отцу. Поэтому она никогда и не возвращалась в Россию.

   Умирая, она взяла с меня клятву, что я найду своего отца. Она отдала мне вот этот медальон, - кивнула Лена на вещицу, которую до сих пор держал в руках Владимир, - и назвала его имя - барон Иван Иванович Корф.

- Боже мой! - Света взяла медальон из рук отца, увидела портрет. - Это же дедушка!

- Значит, у дядюшки была дочь, о существовании которой он даже и не подозревал? - спросила Анна, подходя к дочери и осторожно касаясь рукой медальона.

- Выходит, что так, - кивнул головой Владимир. - А у меня есть сестра. Даже не верится… У меня есть сестра, Леночка… - и с этими словами барон подошёл и обнял девушку.

- Я и не надеялась… Владимир Иванович, я так рада, что у меня теперь есть семья… - прошептала Лена и расплакалась.

- Ну всё, всё… - гладил барон её по волосам. - Хватит. И не нужно называть меня Владимиром Ивановичем, я же всё-таки твой брат…

А Лена кивала сквозь слёзы.

   Весь вечер прошёл в долгих беседах. Анна и Светлана наперебой рассказывали Елене всё о новой семье, о бесчисленных родных и знакомых… Рассказали все семейные легенды, открыли все тайны, умолчав лишь о роли семейства Долгоруких в печальных событиях двадцатилетней давности. Владимир сидел в уголке и улыбался, глядя на них. А Лена чувствовала себя на седьмом небе от счастья - прежде у неё почти никого не было, а теперь уже есть семья, настоящая семья - брат, невестка, племянник и племянница… Ах, мама, мама… Если бы ты только была жива, если бы ты только могла меня сейчас видеть…

   Полночи девушки не спали - уже за полночь Света зашла к Лене в спальню, и почти до рассвета они всё никак не могли наговориться, никак не могли привыкнуть к мысли, что теперь они не просто подруги, теперь они тётя и племянница…

   А наутро Света проснулась с единственной мыслью - хватит бежать от прошлого, хватит прятаться от судьбы, пора ставить точку. И, рассудив так, никому ничего не сказав, после завтрака девушка велела запрягать и, собравшись, отправилась к Долгоруким.

   Рослый чёрный жеребец, запряжённый в лёгкие расписные сани, резво бежал по накатанной дорожке меж чернеющих стволов деревьев, взметая целые облака крошечной снежной пыли, переливающейся в лучах солнца. После ночного снегопада снег на полях лежал ровным-преровным слоем, будто накрахмаленная белоснежная скатерть на столе, и ничто не нарушало эту первозданную красоту. Сани слегка тряхнуло, и Светлана поняла, что они как раз переехали через тот самый змеящийся между деревьями ручеёк, что разделяет владения Долгоруких и Корфов. Сейчас журчащий поток покрылся корочкой льда, но даже под ней он продолжал бежать меж разноцветных камушков, чтобы совсем недалеко отсюда впасть в крошечную речку Каменку, что несёт свои в Светлое озеро, раскинувшееся в Светиной родной усадьбе…

   Дорога ещё раз вильнула меж деревьев, и взору Светланы открылись небольшие чугунные воротца посреди леса - боковая калитка усадьбы Долгоруких, ведущая как раз на аллею из вязов. Промчавшись под сенью вековых деревьев, сани вывернули на большую подъездную аллею как раз в том её месте, откуда огромный белый дом под зелёной крышей представал во всём своём великолепии.

   Света откинула медвежью полость, укутывавшую её ноги, обутые в изящные петербуржские сапожки на высоких каблучках, и стала медленно подниматься по обледенелому крыльцу. Потянула на себя дубовую дверь, вошла, жестом руки отослала прибежавших слуг, прослышавших уже невесть откуда о приезде барыни, и, скинув шубку на диван в гостиной, сразу же прошла наверх, в ту самую комнату, где они с Андреем провели первую ночь их такой недолгой семейной жизни.

   А там она присела на краешек широкой постели, провела ладонью по шёлковому покрывалу, тяжело вздохнула и вдруг заговорила:

- Андрюша, милый, где бы ты ни был, я знаю, что ты меня услышишь. Я так больше не могу. Если бы ты только знал, как мне тяжело… Как тяжело улыбаться и делать вид, что всё в порядке, когда на душе кошки скребут… Как тяжело жить, зная, что ты не зайдёшь в комнату, что я не услышу твой голос, не смогу дотронуться до твоей руки… как тяжело осознавать, что ты никогда не обнимешь меня, никогда не поцелуешь, никогда не возьмёшь на руки нашего малыша…

   Зачем, зачем ты сделал это? Зачем ты оставил нас? Я не хочу… Я не хочу быть твоей вдовой, не хочу… Лучше б я лежала в сырой земле рядом с тобой, чем жить так, как я живу сейчас- жить среди людей, которым нет никакого дела до своих ближних… Нет, им меня никогда не понять. Андрюша, как бы я хотела уйти, уйти навсегда, но я не могу… Не могу… Никогда и никого я не полюблю, слышишь? Такая любовь, как была у нас, даётся лишь немногим, не всем дано так любить… Но одно я знаю - я больше так полюбить не смогу, не смогу никогда… Где бы ты ни был, в моих мечтах ты всегда рядом… - повторяла, как молитву, она, а из её глаз по щекам катились потоки слёз…

    А где-то далеко-далеко отсюда на холме посреди занесённой снегом равнины стоял огромный тёмный замок. Чёрные вороны, каркая и хлопая крыльями, кружили над его мрачными башнями. А на самом верху одной из них, в комнате, освещённой лишь светом одинокой свечи, на постели лежал молодой человек. Тени, падавшие на его лицо, ещё больше усиливали его и без того мертвенную бледность, подчёркивали запавшие глаза, заострившийся нос… Белый бинт обматывал лоб, оттеняя чёрные-пречёрные волосы…

   Но вдруг что-то изменилось, какая-то тень пробежала по этому прекрасному лицу. Молодой человек шевельнулся, слабо застонал… Задрожали ресницы, чуть-чуть приоткрылись синие глаза, но тут же снова закрылись, ослеплённые светом, слишком ярким по сравнению с кромешной тьмой, обступавшей его долгие недели…

   Рука потянулась ко лбу, покрытому испариной под повязкой, глаза вновь открылись и удивлённо осмотрелись. Что это? Что это за комната? Где он? Господи, а кто он сам, кто? Он всё забыл, он ничего не помнит. Пустота, абсолютная пустота в голове, как будто кто-то нарочно выбросил оттуда все мысли, все воспоминания. Хотя… Что-то всё-таки есть… Какая-то тень… Только бы вспомнить…

    Но в этот самый миг, привлечённая его движением, с кресла, стоящего в углу, отделилась какая-то тёмная фигура. Она медленно вступила в круг света и оказалась стройной девушкой с копной иссиня-чёрных волос, пышными локонами спадавшими ей на спину. Она опустилась на край постели, улыбаясь, заглянула ему в лицо:

- Наконец-то ты пришёл в себя, любимый… Долго же ты был без памяти, я уже боялась, что ты так и не очнёшься…

- Кто ты? - слабым голосом спросил он.

- Ты что же, не узнал меня? - улыбнулась девушка. - Это же я, Марина.

- А кто я, как меня зовут? - спросил он, хватая её за руку  вновь теряя сознание.

- А ты что же, совсем ничего не помнишь? - спросила Марина, осторожно касаясь его лба, и её тёмные глаза на миг вспыхнули колдовским огнём. - Ну что ж, Андрюшенька, может быть, так оно и лучше… Лучше для всех…

 

 

 

  

              

         

Глава 45. Именины - лучший праздник.

 

   А время бежало вперёд, не обращая внимания на желания людей. Жизнь текла своим чередом. У всех были свои проблемы, свои печали и радости, свои заботы… В Петербурге Натали ждала возвращения всё-таки уехавшего в Париж Анри, который в последнем своём письме написал, что к отъезду уже почти всё готово, и теперь она ждала, считая часы и минуты, стараясь забыться в хлопотах при дворе, но всё тщетно. Николай не терял надежды, что однажды Ирина всё же одумается и вернётся, несмотря ни на что, и каждый день встречал Ольгу вопросительным взглядом - нет ли вестей от сестры, новоиспечённой княгини Вяземской, но каждый раз Оля лишь качала головой, не желая обнадёживать молодого человека - Ира писала, и писала часто, но о цесаревиче в её письмах не было ни строчки, а Оля и не спрашивала…

   Своя жизнь была и в поместье, жизнь спокойная, жизнь размеренная, жизнь, ничем не омрачаемая… Однажды утром Аня проснулась от того, что лучик солнца светил ей прямо в лицо. Она томно потянулась, приоткрыла глаза… Странно, ещё ведь рано, где же Владимир? Обычно в такой час он никуда не уходил… Анна откинула одеяло, выбралась из тёплой постельки, потянулась за небрежно брошенным вечером на стул шёлковым пеньюаром, да так и замерла с протянутой к нему рукой. Просто её взгляд случайно упал на окно. Там, на обледенело поверхности стекла, среди удивительных узоров отчётливо выделялись контуры ладони, а рядом с ними  - буква А, обрамлённая в сердечко.

   Аня улыбнулась, узнав один старый ритуал, который они с Владимиром проделывали в один и тот же день. В один и тот же день… Господи, как же она могла забыть? Вот что значит с головой уйти в заботы о семье и доме! Сегодня же двадцать второе декабря! Святая Анна - макушка зимы! Их с Лизой день рождения… Она забыла, а вот Володя помнит…

   Она подошла к окну и тоже приложила ладонь. От тепла, исходившего от неё, изящные морозные узоры истончались, оплывали, таяли на глазах, уступали свою власть над стеклом… И вот уже рядом с большой ладонью появилась и маленькая, изящная, а над нею - и буква В в сердечке. Аня, довольно улыбаясь, оглядела своё творение, а потом рассмеялась и сделала то, за что всегда бранила дочь - забралась с ногами на подоконник, обняла руками колени и унеслась мыслями далеко-далеко в прошлое…

   Тогда она проснулась в такое же точно морозное зимнее утро. Вставать не хотелось, хотелось ещё понежиться в тёплой постельке… Даже соблазн получить поскорее долгожданные подарки не мог заставить девочку открыть глаза. Надо же, ей сегодня исполняется четырнадцать лет… Сегодня дядюшка обещал устроить для них с Лизой, для двух именинниц, большой бал… Так что же она разлёживается?!! Пора вставать!

   Только Аня открыла глаза и собралась откинуть одеяло, как вдруг услышала осторожные шаги по коридору, замершие как раз у неё под дверью. Она вновь зажмурилась и натянула одеяло до самого подбородка, притворившись сладко спящей.  Сквозь длинные ресницы, к своему огромному удивлению, она увидела, как, тихо скрипнув, отворилась дверь, и на пороге возник сын дядюшки, Владимир… Вот кого Анна никак не ожидала здесь увидеть. Семнадцатилетний молодой человек, замерший сейчас в дверях, никогда ранее не обращал на неё внимания, казалось, не замечал её вовсе с тех самых пор, как три месяца назад вернулся из Корпуса, готовясь к отправке в полк… А ведь раньше, давным-давно, тогда, когда Аня только попала в этот дом, они были так дружны - вместе играли в саду, вместе ходили купаться на озеро, вместе таскали у Варвары сливки для Аниного пушистого котёнка, которого однажды вечером ей принёс Володя… А потом всё изменилось. Он вернулся домой повзрослевшим, посуровевшим, каким-то колючим… Всё, казалось, его раздражало, никто не мог ему угодить, особенно она, Аня… Дядюшка успокаивал девочку, говорил, что Володя взрослеет, становится мужчиной, нужно немного подождать и всё станет как прежде. Но что-то говорило Анне, что никогда всё не будет как раньше, никогда не будет той крепкой и верной детской дружбы, она ушла, ушла навсегда… Так что же привело его сюда?

   А Владимир и сам бы не смог ответить на этот вопрос. Он просто стоял на пороге и смотрел на неё. Она спала, рассыпав светлые локоны по подушкам, освещаемая холодным зимним солнцем, заглядывавшим в покрытое изморозью окно… Он подошёл, опустился на краешек постели, бережно прижимая к телу полу сюртука, и всмотрелся в её лицо. Как же она повзрослела… Щёчки ещё по-детски пухлые, но в чертах лица уже почти ничего не осталось от маленькой девочки. Да, она взрослеет, она превращается в девушку, превращается на глазах…

    Повинуясь непонятному порыву, молодой человек протянул руку и убрал светлую прядь, упавшую Ане на лицо, сверкающий завиток волос… Его пальцы скользнули по её щеке, ощутили свежесть и шелковистость нежной девичьей кожи… К ней хотелось прикасаться снова и снова, снова и снова… Лишь только кончики пальцев молодого барона вновь коснулись Аниной щеки, её ресницы, до этого бросавшие тени на бледные щёчки, задрожали и приподнялись, открыв тёмные глаза. Володя тут же отдёрнул руку, но взгляд не отвёл, он просто не смог этого сделать. Её глаза… Они стали ещё прекраснее… А этот взгляд невинного ребёнка из-под пушистых ресниц…

   Прогнав настойчиво возникающие в голове мысли, Владимир слегка наклонился к ней, чтобы заглянуть в самую глубину ждущих чего-то глаз, тёмных, манящих, бездонных, словно омуты, а потом прошептал:

- С днём рождения, Анечка. Вот, это тебе… - и с этими словами он отпустил наконец полу сюртука, достал из-за пазухи белую розу, полураспустившийся нежный бутон, и протянул цветок ей. -  Она первой распустилась в оранжерее…

Но Владимир не закончил фразы, потому что Анна протянула руку и взялась за стебель цветка. Её пальцы совершенно случайно легли поверх его, и словно искра пробежала между ними, словно электрический разряд пронзил их с ног до головы… Он перевёл взгляд на её тонкие пальчики, осторожно провёл большим пальцем по её тонко кисти, почувствовав, как она начинает вздрагивать от его прикосновений, а потом вновь взглянул в её расширившиеся от изумления и впервые проснувшихся в ней ощущений глаза… А Аня отвела взгляд, испугавшись того, что она прочла в глубине его глаз, отпустила руку и еле слышно прошептала:

 - Спасибо…

    Очарование момента было безвозвратно потеряно. Владимир вздохнул, положил цветок на постель рядом с нею и поднялся, собравшись уйти. А потом, сам не зная почему, вдруг наклонился и порывисто поцеловал её в щёку, после чего вышел, не оборачиваясь. А Анна так и осталась лежать в постели, прижав ладонь к до сих пор пылающей от его поцелуя щеке, испуганная, ошеломлённая… Что это было, что за чувства всколыхнулись в ней, заставив хотеть, чтобы Владимир никогда-никогда не отпускал её руки, так и сидел здесь вечность? Почему, почему он пришёл, зачем? Что ему было нужно?.. Господи, а её ведь тянет к нему, непреодолимо тянет… Скорей бы уж он уехал, что ли?

   Задумавшись, Аня и не заметила, как в комнату, улыбаясь, вошёл дядюшка:

- С днём рождения, Аннушка! - сказал он и протянул ей небольшой плоский футляр.

Анна дрожащими пальцами раскрыла его, и в лучах солнца засверкал вито золото браслет.

- Спасибо, дядюшка… Какой красивый! - воскликнула она, подняв на барона сверкающие восторгом глаза, и осеклась на полуслове - у него в руках она заметила розу, принесённую Владимиром.

- Да не за что, девочка моя, - улыбнулся Иван Иванович. - А Володя, как я погляжу, меня опередил. Ах, молодость, молодость…  - и, покачав головой, барон Корф вышел из комнаты, а Анна  лишь изумлённо смотрела ему вслед…

И дядюшка говорит такие странные вещи… Что же это?..

   В этих раздумьях прошёл день. Аня и не заметила, как пришло время готовиться к балу. Уже облачённая в специально сшитое к этому случаю нежно-розовое платье, она сидела у зеркала, проводя щёткой по волосам, когда из задумчивости её вывел девичий голос:

- Анечка! Вот ты где!

Аня обернулась. В дверях стояла и улыбалась ей Лиза Долгорукая.

- Лизонька! С днём рождения! - воскликнула Анна, заключая подругу в объятия.

- Смотри! - воскликнула Лиза и протянула руку, показывая браслет. - Мне маменька с папенькой подарили!

- А мне - дядюшка! - Аня тоже протянула руку с надетым на неё таким же точно браслетом.

- А розу кто подарил, тоже он? - спросила любопытная княжна, вдыхая нежный аромат цветка.

- Нет, Владимир… - смущённо призналась Анна - она привыкла ничего не скрывать от подруги, но всё же решила умолчать об утреннем происшествии - вдруг Лиза ещё что не то подумает, мало ли…

- А мне он ничего не подарил… - тихо сказала вдруг погрустневшая Лиза.

- Ну ничего, ещё, наверное, подарит, - обняла её за талию Анна. - Пойдём вниз, гости уже, наверно, съехались.

   Бурными овациями все приглашённые встретили появление двух улыбающихся именинниц. Две юные блондинки в платьях одинакового фасона, только одна в розовом, а другая в сиреневом, почти одного роста так были похожи на двух ангелочков, спустившихся с небес… Пока старшие сидели в столовой за обеденными столами, молодёжь, быстро расправившись с десертом, устроила в гостиной игры и танцы. Утомившись после игры в жмурки, где ей пришлось водить до тех пор, пока не удалось, наконец, поймать маленькую Сонечку Долгорукую, Анна опустилась на банкетку в коридоре, прислонилась к стене и сама не заметила, как погрузилась в дремоту.

   В себя она пришла от того, что услышала чьи-то приглушённые голоса, в которых с изумлением узнала голоса Владимира и Лизы, а через мгновение они появились из-за угла, совсем не заметив скрытую в тени Анну.

- Так, значит, Вы, Владимир, совсем скоро покинете нас? - продолжила разговор Лиза. «Да, Елизавета Петровна, - улыбнулся он, останавливаясь и беря её за руку. - Долг велит мне отправиться на подвиги во славу Отечества. Вы позволите написать Вам? - тихо спросил он, касаясь губами её руки.

- О да… - прошептала Лиза.

   Больше наблюдать это Аня была не в силах - сердце словно в тисках сжималось, в глазах темнело, хотелось кричать… С трудом держа себя в руках, она осторожно поднялась с банкетки и, стараясь не попадать в полосу света, осторожно проскользнула в залу.

   Шум голосов, звонкий смех, блеск свечей вернули её к жизни, по крайне мере, она уже понимала, где находится и что делает…

- Анна, Вы очаровательны сегодня! - подошёл к ней улыбающийся Андрей Долгорукий, брат Лизы. Аня принуждённо улыбнулась ему - сил поддерживать светскую беседу не было, но и обижать молодого человека, смотрящего на неё восторженными глазами, тоже не хотелось… Но в этот самый миг она увидела, как в залу, чему-то весело смеясь, возвращаются Владимир и Лиза, и решение тут же возникло в Аниной белокурой головке. Обворожительно улыбаясь, она повернулась к молодому князю:

- Андрей Петрович, не пригласите ли Вы меня на мазурку?

- Конечно, Анна. Простите, что сам не сделал этого… - смутился тот и протянул руку девушке. Аня вложила свои пальцы в его ладонь, он прищёлкнул каблуками, она присела в реверансе, и молодые люди утонули в вихре танца.

   Анна целиком положилась в танце на своего кавалера, машинально повторяла все па и старалась не думать, старалась забыть обо всём увиденном и услышанном в коридоре. Она совсем не заметила, как после очередной фигуры кавалеры поменяли дам, и очнулась лишь тогда, когда чья-то рука легла ей на талию и властно притянула к себе. От этого прикосновения Аню словно жаром с ног дл головы обдало, она подняла глаза и тут же встретилась с полыхающим огнём взглядом Владимира. Это открытие было настолько неожиданным, что Анна сбилась с такта и сделала попытку отстраниться, но он лишь ухмыльнулся и ещё крепче прижал её к себе. Она смутилась ещё больше и залилась краской до корней волос, а молодой барон наклонился близко-близко к её уху, так, что от его горячего дыхания заколыхались лёгкие завитки её волос, и прошептал:

- Анечка, что с тобой? Я же видел, с каким отсутствующим видом ты танцевала с Андреем. Расскажешь мне, что случилось?

Но она нашла в себе силы лишь отрицательно покачать головой.

- Но может быть, ты всё-таки скажешь мне? - не отступал он, и она с ужасом почувствовала, как его пальцы принялись осторожно, но в то же время настойчиво гладить её по спине. От его прикосновений начинали дрожать колени, жаркие волны разливались по всему телу, темнело в глазах… Неизвестно, чем бы всё это закончилось, но тут смолкла музыка. Воспользовавшись секундным замешательством, вызванным налетевшей на них с размаху ещё одной молодой парочкой, Аня вывернулась из железных объятий барона и скрылась в толпе…

   Анна звонко рассмеялась - надо же, это было так давно, а она помнит всё так ясно, как будто это было вчера… Отбросив воспоминания прочь, она надела светлое утреннее платье и отправилась вниз, в столовую. Странно, дом словно вымер. Как тихо… Лена со Светой обычно каждое утро проводили с книгами у окна в гостиной, но сегодня куда-то пропали и они… Аня вошла в столовую. И здесь пусто… Только она собралась позвать кого-нибудь из слуг, как чьи-то сильные руки обвили её тонкий стан, губы заскользили вдоль шеи, и муж прошептал:

- С днём рожденья, любимая…

В следующий миг его руки заскользили вверх по корсажу, а едва добрались до ямочки между ключиц, она почувствовала прохладу металла. Аня бросила взгляд на огромное зеркало, висящее на стене, и обмерла - у неё на шее искрилось и переливалось всеми цветами радуги роскошное бриллиантовое ожерелье. Владимир перехватил в зеркале её взгляд и улыбнулся:

- Что, нравится?

- Ты ещё спрашиваешь! - воскликнула Аня, оборачиваясь и обвивая его шею руками. - Спасибо, милый…

Он потянулся поцеловать её, но лишь только его губы коснулись её, она отстранилась и, улыбнувшись плотно сжатыми губами, отрицательно покачала головой. Он предпринял ещё одну попытку, а потом её и ещё, но Аня не отступалась от начатой ею игры и продолжала дразнить мужа. Наконец, ему удалось поймать её лицо в ладони, заглянуть в бездонные тёмные глаза… В следующий миг она уже сама тянулась навстречу ему и страстно отвечала на поцелуй…

   Заглянувшие через пару минут в комнату Светлана и Элен, переглянувшись, тихо повернулись и ушли, решив поздравить именинницу позже…

 

 

 

Глава 46.  Крымские страсти.

 

   Ко дню рождения Анна Петровна получила ещё один прекрасный подарок - возвратились Иван и Екатерина. Дома молодых людей ждал сюрприз - Елена Ивановна, баронесса Корф. Конечно, они были поражены, удивлены, не верили в эту возможность, но после убедились, что это действительно так, и в знак признания этого факта заключили тётю в объятия.

   Весь вечер прошёл в рассказах о поездке - делились впечатлениями, рассказывали новости, передавали приветы от встреченных там знакомых… Владимир с большим интересом слушал рассказы сына о состоянии укреплений, о тех крепостях, в которых  Ване довелось побывать с инспекцией. И не одно только любопытство было тому причиной - барон Владимир Иванович Корф принимал далеко не последнее участие в оснащении большинства из них более десяти лет назад, да и во время Крымской войны побывал много где.

    Тогда, почти пятнадцать лет назад, император Николай Павлович призвал его к себе и включил в состав группы образованнейших дворян, принимавших участие в разработке планов укреплений южных рубежей Родины - и Крыма, и Кавказа… И более двух лет Владимир провёл там, возвращаясь домой, в поместье, лишь изредка на недельку-другую, да на весь январь, когда строительные работы замирали из-за ужасной погоды, с которой волей-неволей приходилось считаться… И каждый раз, когда приходило время расставаться, Аня плакала и умоляла его никуда не уезжать, не оставлять их… А Владимир обнимал её, прижимал к груди, гладил по волосам, целовал мокрые от слёз щёки и повторял, что скоро вернётся, что обязательно приедет при первой возможности, что любит только её, но долг превыше всего, что он - человек военный и обязан служить на благо Отечества…

     Но и Владимир тяжело переживал разлуку с домом, с женой, с детьми… Без него сын научился держаться в седле, без него поймал первого карася в пруду, без него дочка по слогам прочитала первое слово, без него дрожащим в маленькой неумелой ручке пером вывела первые буквы… А потом он вернулся, вернулся, заслужив благодарность Императора и славу и почёт в обоих столицах. А вернувшись, зажил свое обычной жизнью, тихой жизнью сельского помещика, будто и не было этой поездки, будто его имя в числе других не гремело по всей России… Барон думал, что больше никогда ему не доведётся побывать там, но судьба распорядилась иначе…

     Едва с юга начали поступать первые известия о столкновениях с турками, нарочный от Государя с депешей за пазухой постучался в петербургский особняк Корфов. Владимир сломал печать, развернул лист гербовой бумаги, быстро пробежал его глазами, а потом отвесил короткий поклон посланнику:

- Передайте Его Величеству, что я выезжаю завтра же.

Адъютант прищёлкнул каблуками и вышел из комнаты. Едва за ним закрылась дверь, как Анна, побледневшая, как смерть, уже предчувствовавшая беду, поднялась с кресла:

- Володя, что там? Скажи мне.

    Он подошёл, взял её за плечи, заглянул в испуганные глаза:

- Анечка, милая, успокойся. Ты только не волнуйся… Но я должен уехать. Высочайшим приказом мне велено отправиться в Крым…

- На войну?!! - вскричала Анна, впиваясь ногтями ему в руки. - Нет, этого не может быть! Ты никуда не поедешь, я не пущу тебя!.. - слёзы градом катились у неё из глаз, она уткнулась лицом в грудь мужа, а он крепко-крепко прижал её к себе:

- Ну будет тебе… Тише… Тише… Ты же сама понимаешь, что ослушаться Государя нельзя… Нельзя, любимая…

А Аня подняла заплаканное лицо с его груди и заглянула в его бездонные глаза:

- Да, милый, понимаю… И я знаю, что нужно делать… - она вновь всхлипнула. - Я поеду с тобой!..

- Аня, что ты такое говоришь? Куда ты поедешь, на войну?  - спросил он, сам себе не веря, а она лишь кивнула сквозь слёзы:

- Да, Володя… И не пытайся меня переубедить, я уже всё решила… Я поеду с тобой, я не оставлю тебя… Однажды я уже говорила это и повторю снова…

- Хорошо, любимая, хорошо… Ты поедешь… - он вновь привлёк её к себе, а она обвила его руками, крепко-крепко, словно боялась, что если хоть чуть-чуть ослабит объятия, он тут же исчезнет, растворится, станет лишь тенью. - А как же дети, что будет с ними? - прошептал Владимир ей на ухо, надеясь, что может хоть это заставит её одуматься.

- Дети… А что дети?.. - подняла на мужа глаза Анна. - Они уже большие, поймут. Ване всё равно ещё два года быть в Корпусе, а Света… Я думаю, Соня согласится приютить её у себя, а пока пусть поживёт у Наташи. Она поймёт, я уверена…

   Так всё и сделали. Правда, отъезд пришлось несколько отложить, но через два дня барон и баронесса Корф уже держали путь на юг. Крым их встретил неприветливо - везде страх, паника, все куда-то спешат, стремясь убраться как можно дальше от этого злополучного места, которому суждено полыхать в пожаре войны, и войска, войска кругом… И пешие, и конные, артиллерийские батареи… Они запрудили все и без того неширокие дороги - ни протии, ни проехать…  Тогда Корфы оставили карету на попечение верного Степана и верхом отправились в Севастополь.

    Город гудел, словно растревоженный улей. Вот что значит оказаться в самом сердце русской обороны! По улицам маршировали роты солдат, сновали повозки с боеприпасами и подводы с ранеными, а в Севастопольской бухте гордо возносились ввысь мачты и трубы знаменитого черноморского флота... Анна расширившимися от ужаса глазами смотрела вокруг себя. Никогда прежде она не видела такого… Да, ей часто приходилось слышать рассказы о войне и от дядюшки, и от Миши, и от Владимира, но она даже и представить себе не могла, насколько наяву всё страшнее…

   Но это было только начало. Начиная с утра следующего дня, Владимир был в постоянных разъездах, он побывал, казалось, везде, на всём протяжении извилистой кромки берега, на всём протяжении Крымского полуострова - осматривал укрепления, приказывал что-то перестроить, что-то срыть, где-то возвести в спешном порядке новые. Отныне ко всем Аниным страхам прибавился ещё один, вполне естественный - страх за мужа, страх, изматывающий душу, сжигающий её изнутри…

   Чтобы время в ожидании не тянулось так мучительно долго, она сошлась с небольшой компанией офицерских жён, также последовавших сюда за мужьями, и вместе с ними начала работу в госпитале, устроенном в большом светлом особняке в центре города. Эта работа стала ещё одним испытанием для Анны, словно судьба нарочно проверяла её на прочность. Кровь, грязь, боль, стоны - вот что отныне окружало хрупкую баронессу, привыкшую к уюту и комфорту родовой усадьбы. А тут за ней могли прийти и среди ночи, если поток раненых был слишком велик, и она, облачившись в простое тёмное платье и подвязав голову платком, послушно шла на зов… А порой и ночевать приходилось там же, прикорнув где-нибудь на узком диванчике в уголке, а то и вовсе в кресле…

   Новые подруги восхищались мужеством Анны, тем, как она, абсолютно не привыкшая к такой жизни, стойко переносит лишения, а для неё по-другому просто быть не могло. Как только она видела раненного в бою солдата, у неё возникала мысль, что это мог быть её Володя, и она с удвоенным рвением бралась за работу, не замечая ничего - ни того, что она валится с ног от усталости, ни того, что с самого утра ничего не ела, ни того, что в помещениях госпиталя нечем было дышать… Она продолжала кормить, поить раненых, менять повязки, помогать врачу тогда, когда её помощь была необходима… И так до тех пор, пока кто-нибудь из новых подруг чуть ли не силой выводил её из палаты, заставлял проглотить хоть что-нибудь из еды, отправлял домой поспать хоть пару часиков… Чаще всего это была Алина, жена полкового капитана Максима Орлова. Аня всем сердцем привязалась к этой тридцатипятилетней миниатюрной брюнетке, не боящейся, казалось, ни чёрта, ни дьявола, а та отвечала ей тем же.

   Все семнадцать лет, прошедшие со дня венчания Алины и Максима, они не разлучались ни на миг, Алина как верная супруга всюду следовала за мужем и вскоре, сама о том не подозревая, стала ангелом-хранителем их полка. Она могла и заряжать ружья, и точить сабли, и, переодевшись то крестьянкой, то цыганкой, то ещё Бог весть кем, ходить в разведку… А сколько раз она перевязывала раненых прямо на передовой, под злейшим огнём противника… Но, видно, заговорённая она была - и пуля, и клинок её миновали, обошли её стороной все другие опасности, на которые так щедры фронтовые будни… Это именно она, едва приехав в Севастополь, тут же стала во главе кружка офицерских жён, она помогла добиться передачи этого пустующего особняка госпиталю, она была в курсе всех событий на всех фронтах боевых действий…

    Работа отнимала у Анны всё время, а в недолгие часы досуга, выпадавшие нечасто, когда ослабевал, а то и вовсе прекращался поток раненых, она шла к морю, долго стояла на набережной, кутаясь от пронизывающего осеннего ветра в пуховый платок, и смотрела вдаль, да далёкую линию горизонта, на чаек, кружащихся над волнами, на свинцовые тучи, затянувшие небо, и ждала, ждала… Ждала, когда на горизонте появятся белые паруса, когда вернётся русская эскадра. И у неё были причины с замиранием сердца ждать её возвращения - в середине октября Владимир на флагмане ушёл в море - срочно понадобился офицер из сухопутных войск, ознакомленный со всеми береговыми укреплениями, и лучшего кандидата, чем барон Корф, на эту роль не было. А Владимир и не отказывался - побывать на настоящем корабле было его давнишней мечтой, которой суждено было сбыться только сейчас.

   С замирание сердца по шаткому трапу он поднялся на борт огромного парусника… Стоя на корме у лееров, он, чувствуя, как солёный ветер треплет его волосы, раздувает рукава рубашки, наблюдал, как растворяется вдали берег, как скрипят реи, как хлопают, наполняясь ветром, паруса, как гордо реет на грот-мачте Андреевский флаг… И сердце замирало в груди, душа рвалась ввысь, в небо…

    За месяц, проведённый в море, Владимир побывал и в коротких стычках с турецкими судами, и попал в шторм, свирепствовавший в Чёрном море. Буря заворожила его - кромешная тьма, молнии прорезают небо, огромные валы вздымаются со всех сторон… Кажется, что ещё миг - и они захлестнут корабль, и он, зачерпнув бортом воды, пойдёт ко дну… А наутро вновь светило солнце, море, куда ни кинь взгляд, было зелёное-зелёное, спокойное-спокойное, словно и не было этой ночи кошмара.

    А в Севастополе Анна не находила себе места от беспокойства - всезнающая Алина Орлова сообщила ей, что вблизи русских берегов появилась турецкая эскадра, возглавляемая самим Осман-пашой. Возможно, волнение Анны ещё больше усилилось бы, а может быть, она обрела бы спокойствие, если бы узнала, что уже по пути домой русская армада совершенно случайно обнаружила турецкий флот, стоящий на рейде в Синопской бухте… Долго не раздумывая, адмирал Нахимов собрал в кают-компании большого флагманского корабля военный совет, на котором предложил незамедлительно войти в бухту и, воспользовавшись выгодной позицией, нанести удар. Владимир тоже был на этом совете. Тихо сидя в углу, он не участвовал в обсуждении, он просто слушал и восхищался мужеством, смелостью и отвагой русских моряков…

   Как сказал адмирал, так и сделали. Турецкой армаде были отрезаны все пути к отступлению, и началось морское сражение. Стоя у грот-мачты, барон с замиранием сердца следил за тем, как в непосредственной близости от него происходит то, о чём ему раньше доводилось только читать - огромные корабли под белыми парусами, казалось, парили над волнами, разворачивались бортами, сближались, давая бортовой залп… А едва рассеивались густые клубы порохового дыма, воздух оглашали крики радости или огорчения, в зависимости от того, удалось ли поразить цель…

    Сам флагман в бою получил пару пробоин, остальные корабли тоже пострадали - какой больше, какой меньше, но все смогли вернуться в Севастополь, вернуться, неся с собой весть о грандиозной победе, последней победе в последней в истории битве парусного флота…  

    Владимир вернулся живой и невредимый, и вновь принялся пропадать в долгих разъездах по побережью, спешил туда, где было жарче всего, в самое пекло… А те недолгие и столь редкие часы затишья он проводил здесь, в городе, пропадал в штабе, работал с картами… А вечерами сидел у камина в крошечной квартирке, выделенной ему полковым командованием… И в такие вечера Анна стремилась как можно скорее закончить все дела в госпитале и прийти домой, чтобы скорее увидеть с таким нетерпением ожидающего её возвращения мужа, вновь оказаться в его объятиях и забыть обо всём на свете…

    Так прошёл почти год. Анна привыкла к этой жизни, свыклась с войной, привыкла видеться с мужем лишь урывками… Но всё же это было лучше, чем сидеть в усадьбе под Петербургом и с нетерпением ждать письма, страшась того, что однажды оно просто может не прийти… Конечно, она скучала, безумно скучала по детям, плакала над каждым пришедших от них письмом, но и уехать не могла… Владимир хотел отправить её домой в сентябре 1854 года, когда пришла страшная весть о том, что союзники движутся на Севастополь, но она наотрез отказалась. Пока он пытался всё же её уговорить, стало уже поздно - город был взят в кольцо осады.

   Почти год они жили как на пороховой бочке, не зная, что их ждёт завтра, но и не теряли надежду, что всё же удастся оттеснить войска англичан и французов и сохранить город за собой, но наконец настал день, когда все поняли, что всё бесполезно, да и из центра пришёл приказ сдать город. Одним из первых из Севастополя эвакуировали госпиталь. Длинная вереница обозов, на которых лежали раненые, тянулась от «госпитального дома» через весь город. Отправив всех раненых, и сёстры милосердия сели в простую закрытую карету. Анна была среди них. Она уже поставила ногу на подножку, чтобы вслед за Алиной занять своё место на узком сиденье, как вдруг обернулась и увидела мужа в толпе офицеров, стоящих на площади. Забыв всё на свете, не обращая внимания на что-то кричащую ей вслед Алину, Анна, подобрав юбки, подбежала к Владимиру и бросилась ему на шею.

- Володя, Володенька, милый, я не уеду! Я останусь с тобой, я не смогу без тебя! - повторяла она сквозь слёзы, покрывая его лицо поцелуями.

А он крепко прижимал её к себе, чтобы навсегда запомнить, чтобы долго ещё ощущать её стройное тело в своих руках… Как ни тяжело было барону это сделать, но он чуть ли не силой оторвал её руки от себя, подвёл её к карете и, крепко поцеловав на прощание, подсадил в экипаж.

- Прости, но я не могу позволить тебе остаться, любимая… Ты же знаешь, как это опасно. Уезжай, я найду тебя… - сказал он, а она с мольбой простёрла к нему руки.

- Позаботьтесь о ней! - бросил Владимир Алине, захлопывая дверцу кареты. Ещё бы мгновение, и Анна бы его уговорила, он бы позволил ей остаться, а это делать было нельзя, нельзя ни при каких обстоятельствах. Ещё неизвестно, успеют ли войска покинуть город до того, как в него вступят захватчики. 

   Карета уносилась прочь из города… У Анны не было сил, казалось, все они остались там, рядом с мужем, и она лишь тихо плакала на плече у Алины. Едва карета выехала за город, как раздался ужасающий грохот, от которого зазвенело в ушах.

- Господи, что это?!! - вскричала Анна. - Что произошло? Англичане взяли город?!!

- Нет, - успокоила её всезнающая Алина. - Это наши войска перед уходом взрывают артиллерийские склады, чтобы им ничего не досталось!

   До темноты женщины ждали возвращения мужчин в условленном месте - в пяти верстах к северу от города, а их всё не было и не было. Аня молча сидела у окна маленькой покосившейся избушки, глядя в темноту, а обычно такая невозмутимая Алина ходила из угла в угол, повторяя:

- Они скоро приедут, вот увидишь! Макс знает эти места как свои пять пальцев, так что они не пропадут… Нет, ну скажи мне, что с ними могло приключиться?

   Её рассуждения прервал шум подъезжающей подводы. Женщины изумлённо переглянулись - странно, они думали, что мужья приедут верхом, но всё же, схватив лампу, выскочили на крыльцо.

- Ну слава Богу, вы здесь, - воскликну, завидя их, Максим. - Помогите ему! - и с этими словами он поднял кого-то, лежащего на телеге, и понёс его в дом. Аня и Алина побежали следом.

 - Где же Владимир? - хотела спросить Анна, но не решалась. Но едва Макс зашёл в освещённую комнату, она всё поняла - на руках у Орлова был её муж… Она ахнула и начала медленно оседать на пол. Алина подбежала к ней и резко встряхнула за плечи:

- Анечка, не время сейчас в обморок падать. Ему помощь нужна. Доктора сейчас не найти, самим всё делать придётся.

   Через мгновение собравшаяся с духом Анна острыми ножницами, зажатыми в дрожащей руке, разрезала окровавленную рубашку на Владимире. Весь левый бок был залит кровью, она боялась, что на теле мужа не осталось живого места… Но когда Алина осторожно смыла кровь, оказалось, что рана всего одна - как раз под ключицей… Максим склонился над бароном:

- Рана глубокая, пуля застряла под костью. Но, слава Богу, лёгкое не задето. Я только этого опасался…

- Тогда почему он без сознания?!! - вскричала Анна.

- Он потерял слишком много крови. Уже раненый, он продолжал сражаться, продолжал стрелять. Ваш муж одним из последних ушёл из города…  А теперь нам нужно как можно скорее обработать рану и убираться отсюда. Англичане уже близко, - сказал Максим.

- Но… но его нельзя везти! Это же опасно! - подняла на Макса испуганные глаза Аня.

- Но здесь оставаться ещё опаснее, - ответил тот и принялся хлопотать над раненым - аккуратно обмыл края раны, залил её спиртом из фляжки, туго перевязал невесть откуда взявшимся бинтом…

   Через полчаса Владимир уже лежал в карете, Аня держала его голову у себя на коленях, напротив сидела Алина, а Максим, заняв место невесть куда пропавшего в этой суматохе кучера, погонял лошадей, стремясь убраться как можно дальше отсюда.

   Каким-то чудом им удалось миновать все кордоны, все аванпосты британцев, не нарваться ни на один заградительный отряд и в конце концов оказаться среди своих. Под утро у Владимира начался жар, его тело всё так и горело… Аня, обливаясь слезами, стирала капли пота, выступающие на лбу мужа, и жарко молилась… Наверно, Господь услышал её молитвы, потому что когда они наконец-то добрались до своих, жар спал, Владимир пришёл в себя и даже слабо улыбнулся склонившейся к нему Ане…

   О тех страшных днях остались лишь мрачные воспоминания, да небольшой шрам на смуглом теле барона… 

 

 

 

Глава 47. Новогодняя свадьба.

 

   Именины баронессы Корф отметили в тесном семейном кругу, направив все силы на подготовку к Новому году, до которого осталось всего-то каких-то несколько дней. Сама хозяйка имения вместе со служанками принимала самое активное участие в наведении в доме чистоты - они мыли окна, скребли полы, полировали мебель… И вот результат - особняк, и без того содержащийся в безупречной чистоте, весь засверкал, засиял в отблесках пламени свечей.

   Посланные в лес мужики привезли пушистую красавицу-ёлку, которую с величайшими предосторожностями установили в гостиной. Через несколько часов она оттаяла, распушилась, наводнил дом терпким ароматом смолы… Лена весь день пропадала на кухне - с самого детства она обожала это царство кастрюль и сковородок, любила стоять у плиты, воображая себя этакой феей из волшебной сказки. И ей было всё равно, что это совсем не подходящее занятие для барышни из благородной семьи. Главное, что ей это нравилось… И теперь она вместе с Варварой, вернувшейся в преддверии праздника на кухню, и Стешей, дородно тридцатилетней женщиной, занявшей место кухарки, колдовала над огромным праздничным тортом, украшала его хлопьями взбитых сливок, кремовыми розочками и спелыми ягодами клубники, специально к торжеству выращенными в парниках.

   Екатерина и Светлана украшали дом. Не обращая внимания на уже довольно большие животики, они дурачились, бегали друг за другом, валялись на диванах, громко смеясь… Словом, будто вернулись назад, в счастливые времена детства… Но, тем не менее, и о доме они не забыли - к вечеру все комнаты преобразились. Ленты, блёстки, свечи, бумажные и стеклянные игрушки… Чего тут только не было! В ход пошли даже куклы из детской. Но Свете этого всего показалось мало, и она забралась на чердак, где среди пыли, хлама и паутины отыскала огромный ящик со старым реквизитом, оставшимся со времён крепостного театра. Не без помощи брата она стащила его вниз и открыла. Чего там только не было - и фрукты из папье-маше, выглядящие как настоящие, так и просящиеся в рот, яркие венецианские маски, кружевные веера, целые ворохи костюмов… Катя, заставшая кузину за разбором этих «богатств», так и ахнула при виде всей этой красоты и тут же примерила на себя бархатный беретик с огромным пером, ниспадавшим на плечи, и показала язык Свете, водрузившей себе на голову огромную корону из проволоки и стекляшек.

    Именно благодаря этой Светиной находке к праздничному столу спустился Король Мороз, ведя за руку Снежную Королеву. Тёмные волосы Кати, специально для такого случая уложенные так, что едва достигали плеч, создавали завершённость образа, она очень эффектно смотрелась в длинной алой мантии, укутывавшей всю её фигурку, со скипетром и державой в руках, в огромной короне на голове. А Светлана была прекрасна в длинном бледно-голубом платье, сверкавшем крошечными искорками, с бриллиантами в золотисто-рыжих кудрях, вся закутанная в белую газовую вуаль… Даже тот факт, что обе «актрисы» были в интересном положении, ничуть не портил затеи. 

   Все были в восторге, девушек тут же усадили во главе стола и принялись воздавать им всяческие почести. Часы пробили двенадцать. Все сдвинули бокалы и, наслаждаясь хрустальным звоном, пожелали друг другу счастья…

   А где-то через час, когда все уже стали собираться укладываться спать, неожиданно распахнулись двери, и на пороге появились Анри и Натали. Удивлению всех не было предела - Наташу неоднократно звали приехать, но она всё отнекивалась, ссылаясь на занятость при дворе, а Анри, как думали они, и вовсе не вернулся из Парижа. Но на деле всё оказалось иначе…

   Анри действительно всё никак не возвращался. Наташа уже не знала, что и думать. Утром 31 декабря она встала с постели мрачнее тучи - граф де ла Мер обещал вернуться с Новому Году, и что с того? Где он? Новый год - уже завтра, сегодня в полночь цифру 1861 на календаре сменит 1862, знаменуя собой новый виток истории Российской Империи, где отныне нет места рабству… Машинально Натали раздавала распоряжения прислуге, машинально начала готовиться к балу, который она так ждала… Ничто её не радовало - ни собственное отражение в зеркале, ни праздничное платье, ни погода за окном. По её мнению, снег падал слишком крупными хлопьями, ветер мог бы быть и посильнее, а солнце светить и поярче… Устав укладывать локоны в причёску, она отбросила серебряную щётку на постель и подошла к окну. У ворот особняка остановился какой-то экипаж. Из него вышел мужчина в надвинутой на глаза шляпе и пальто с высоко поднятым воротником. Он поднял голову, сдвинул шляпу на затылок, и Наташа чуть не вскрикнула, уцепившись руками за раму. Это был Анри.

   Через мгновение она уже вихрем сбегала вниз по лестнице, а он нёсся ей навстречу через холл. Они встретились внизу. Прямо с последней ступеньки Наташа бросилась ему на шею, а он подхватил её на руки, закружил по комнате… Она весело смеялась, она чувствовала себя самой счастливой на свете, все грести были забыты, словно и не было этого дурного настроения с утра… Поставив, наконец, Натали на пол, Анри взял её лицо в ладони и долго-долго смотрел в бездонные зелёные глаза, которые начинали темнеть от его пристального взгляда, а потом наклонился и поцеловал её в призывно раскрывшиеся ему навстречу алые губки.

    Когда они, тяжело переводя дух, оторвались, наконец, друг от друга, Наташа лучезарно улыбнулась:

- Милый, ты помнишь своё обещание?

- Пойти с тобой на бал в Зимний? - спросил Анри и, дождавшись её кивка, воскликнул. - Ну конечно же помню!

- Тогда иди собирайся, - легонько подтолкнула она его к лестнице. - Через полчаса мы выезжаем! - и сама побежала переодеваться.

    В пять часов вечера они вступили в большой тронный зал Зимнего, превращённый на сегодняшнюю ночь в сказочный лес. Наташа так и лучилась счастьем, даже Мария Александровна заметила, что подруга просто на седьмом небе… Натали и Анри ни на шаг не отходили друг от друга, весь вечер были вместе… Устав от шума, блеска, музыки, они удалились в небольшую комнату, утопающую в полутьме и освещённую лишь огнём камина и опустились на диван, вновь потянувшись друг к другу.

    Они долго сидели, заключив друг друга в объятия, когда Натали, положив голову любимому на плечо, тихо сказала:

- Знаешь, Анна звала меня к ним в поместье… Но я не согласилась, я ждала тебя… Представляю, как там сейчас красиво…

Анри внимательно посмотрел на неё, пытаясь разглядеть в полутьме выражение её лица:

- Наташа, скажи, ты бы хотела туда поехать? Только честно.

- Вообще-то, да… - ответила она.

- Ну что ж, тогда поехали! - воскликнул он, поднимаясь с дивана и протягивая ей руку.

- Куда? - изумлённо спросила княжна, вкладывая свои пальцы в его ладонь.

- Как куда? К Корфам в поместье, конечно! - улыбнулся Анри и повёл её к двери.

- Ты сумасшедший! - только и смогла сказать она.

   Не прошло и пяти минут, как они уж ехали в карете по улицам вечернего Петербурга. А потом дома за окном сменили заснеженные поля, леса, припорошенные снегом… А стрелки часов неумолимо ползли вперёд, до полуночи осталась всего лишь пара минут. Анри велел кучеру остановить карету и распахнул перед Натали дверцу. Она послушно вышла. Граф жестом фокусника извлёк из-под сиденья бутылку шампанского и пару бокалов. Наташа только ахнула, а он уже протягивал ей бокал с искрящимся напитком:

- Хочу выпить за тебя, за женщину, яркой звездой озарившую всю мою жизнь!

Наташа смутилась - нет, что ни говори, она никак не могла привыкнуть к витиеватым комплиментам француза - и слегка пригубила шампанское, тут же закашлявшись - пузырьки защекотали ей нос.

   Анри, улыбаясь, смотрел на неё. Какая же она красивая в крытой шубке с пушистым белым собольим воротником, в такой же изящной шапочке… 

- Наташа, я знаю, здесь не самое подходящее место, зато самое время… - начал он.

- Для чего? - улыбнулась она.

- Тише… - приложил Анри палец к губам. - Не говори ничего… Наталья Александровна, я прошу Вас оказать мне честь и согласиться стать моей женой, - и с этими словами он извлёк из внутреннего кармана и протянул ей крошечную коробочку, в которой на чёрном бархате в свете луны сверкало колечко с тремя искорками бриллиантов…

- Боже мой, Анри… - Наташа подняла на него сверкающие счастьем глаза, не в силах подобрать слов… Счастье заполняло её целиком, вытесняло все мысли и чувства, оставалось лишь только оно, безграничное счастье… - Да, да, да! Я согласна! - воскликнула, наконец, она. А графу только этого и надо было. Он тут же подхватил Натали на руки, закружил в порыве счастья…

   Улыбающиеся, счастливые, они сели обратно в карету и продолжили путь. Им казалось, что они долетели до поместья за пару секунд - настолько время для них ускорило свой бег. Вот почему они с таким весельем и явились пред родственниками.

   Сидя у камина в окружении дам, пока мужчины удалились курить в кабинет, Наташа взахлёб рассказывала о событиях последнего дня ушедшего года, а напоследок гордо продемонстрировала сверкающее на пальце кольцо.

- Наташа, поздравляю тебя! - улыбнулась Анна. - Как же я за тебя рада…

- Крёстная, ну наконец-то! - импульсивно воскликнула Света. - Наконец-то Анри решился! Давно пора…

- Дочка, что ты такое говоришь? Разве можно? - нахмурилась Аня, но глаза её смеялись.

- А что? Это же правда, - пожала та плечами, чем вызвала весёлый приступ смеха.

   - И почему же все так веселятся? - раздался над самым ухом Кати голос незаметно вернувшегося в комнату Ивана.

Юная баронесса даже подпрыгнула о неожиданности:

- Ваня, ну нельзя же так пугать! А если бы я… - воскликнула она и грозно сдвинула жирно подведённые карандашом брови, оставшиеся ещё от Короля Мороза.

- Ну всё, всё, Ваше Величество, приношу Вам свои глубочайшие извинения… - он чмокнул жену в макушку. - Так что же всё-таки произошло?

- Наташа выходит замуж, - гордо сообщила Светлана.

- Да ты что? Ну поздравляю… А когда же? - спросил Иван.

- Ещё не решили…  - ответила Натали и смутилась, увидев входящего в комнату Анри.

- А почему бы не устроить свадьбу прямо здесь? Надеюсь, никто не против? - спросил он.

- Анри, ты прелесть! - Светлана вскочила с кресла и совсем по-детски захлопала в ладоши. - Устроим! И прямо завтра!!!

   - Света, а не слишком ли ты торопишься? - улыбнулась Наташа.

- А что тут такого? Она права - чем раньше, тем лучше. Если честно, я не могу больше ждать, - Анри обнял её за талию и прижался щекой к её щеке. А Натали запустила пальцы в его волосы:

- Какой же ты у меня нетерпеливый! Ну что ж, завтра - так завтра.

   На том и порешили. К полудню всё было готово - батюшка предупреждён, гостиная украшена, платье и свадебная вуаль извлечены из необъятного гардероба женской половины большой семьи. А Наташа вся лучилась счастьем, и ей было всё равно, что не было сделано оглашение, что на венчании не будет ни любимого брата, ни подруг, ни гостей из высшего света. Для неё не имело никакого значения, что её белое платье чуть-чуть коротковато, что вуаль не такая роскошная, как была у неё двадцать лет назад, что нет на ней роскошных фамильных бриллиантов, а локоны не уложены в восхитительную причёску… Зато сегодня она шла к алтарю полностью уверенная в том, что это решение - единственно верное, что лишь оно принесёт ей счастье.

   Она шла по проходу в тишине церкви среди мерцающих свечей, шла туда, где у алтаря улыбался ей Анри… И княжне казалось, что это не солнце светит сквозь высокие оконца, а их любовь озаряет храм неземным светом…    

 

 

 

Глава 48. Прощание

 

   А в Польше праздновали Рождество - праздновали широко, с размахом… Во дворе замка Вацлава Вансовича установили огромную ёлку, позвали на праздник жителей окрестных деревенек… Ради такого случая сам хозяин приехал из столицы, и детишки пугались, глядя на его высокую широкоплечую фигуру, закутанную в соболью шубу, меряющую шагами двор, боялись его чёрной бороды, колючего взгляда глаз из-под густых бровей… Если хозяина все боялись, то молодая хозяйка вызывала всеобщее восхищение - стройная, высокая, да и писаная красавица к тому же. Её смех звоном колокольчика разносился по двору, вдыхая жизнь в каменные стены… Давно они не видели такой радости, давно не слышали такого смеха…

   С тех самых пор, как много лет назад при странных обстоятельствах ушла из жизни первая жена пана Вацлава - томная блондинка, больше похожая на эльфа из волшебной сказки, чем на живую женщину, над замком словно простёрла свои крылья вечная ночь.  До сих пор по округе ходили слухи, что не случайно бездыханное тело красавицы Камиллы нашли у подножия северной стены, что не несчастный случай был причиной трагедии, что она сама, не выдержав тяжёлого нрава мужа, не желая следовать всем его желаниям, мечтая сохранить хоть остатки гордости и чести, стремясь вырваться из объятий чудовища, во власти которого она оказалась по воле рока и родителей, девушка шагнула вниз из огромного окна в северной башне. 

    После похорон супруги Вацлав уехал прочь из этих мест и почти двадцать лет не появлялся, пока около полугода назад, в конце августа неожиданно не приехал, да не один, а с молодой женой, Мариной, урождённой Поплавской… Правда, надолго не задержался, и через пару недель вернулся в Варшаву, но зато она осталась. Первое время всё сидела в гостиной, читала книги да скучала, а потом вдруг стала пропадать в небольшой комнате на самом верху северной башни, проводила там дни и ночи, лишь изредка спускаясь вниз.

    Служанки умирали от любопытства, но, как ни старались, ничего узнать не могли - в комнату пани никого не допускала, а когда изредка покидала её, то тщательно запирала дверь на ключ, и ни крупинки информации о том, что творится там, не проникало в большой мир. Лишь изредка чуткое ухо горничной Марты улавливало доносящиеся из комнаты приглушённые голоса, а порой и смех… Как ни гадала она, что тому причиной, так ничего и не узнала… Что только они не передумали… От их пристального взгляда не укрылось, что специально ли, случайно ли, но Марина облюбовала себе именно ту самую комнату, где так любила сидеть вечерами бедняжка Камилла, глядя в огромное окно от пола до самого потолка на унылый край, в то самое окно, из которого шагнула потом вниз… И кто-то видел в этом простое совпадение, а кто-то и задумывался над этим обстоятельством. Лишь только пану Вансовичу было всё равно. Его ничуть не волновало, где пропадает его молодая жена, да и вообще до неё ему не было ровным счётом никакого дела. Сам брак был всего лишь данью всем тем, кто давно требовал от Вацлава жениться, и, прежде всего, отчаянной группе заговорщиков, которые настаивали на том, чтоб один из их вдохновителей был безупречен во всех отношениях. Может быть, если бы он хоть чуть-чуть был увлечён своей супругой, его бы озаботило её поведение, её отлучки, но пана Вансовича больше волновали грандиозные планы повстанцев, чем жизнь собственной жены. А ей это было только на руку - она была избавлена от его общества, от  его пристального внимания и могла жить так, как ей захочется, могла делать всё, что её заблагорассудится.

   Андрей набирался сил с каждым днём. В дни перед Рождеством он уже мог самостоятельно сидеть в постели, мог сам есть суп ложкой… Правда, ходить сил ещё не было, да и рана на левом бедре ещё не затянулась… Зато повязку со лба он уже снял, и лишь тонкий шрам, пересекающий бровь, напоминал о случившемся. Правда, память так и не вернулась. Он совсем ничего не помнил, лишь какие-то обрывки фраз, какие-то смутные образы… И голос, чей-то тихий голос, шепчущий ему что-то… Но что? Этого он не знал…

   Марина всегда была рядом, постоянно ловила его взгляд, стремилась предугадать его малейшее желание… Говорила, что всегда будет рядом, что никогда не оставит его… И постепенно Андрею стало казаться, что так оно было всегда, что всю свою жизнь он так и был здесь, в этой самой комнате, в огромное окно которой были видны проплывающие над долиной облака… И всё реже и реже он пытался вспомнить прошлое, всё реже и реже видел во сне светлую тень, всё реже и реже слышал её нежный шёпот…

   Рождество в России прошло не менее весело, чем в Польше, да и последовавшие за ним недели были такими же… Самым любимым времяпрепровождением обитателей поместья Корфов стали долгие прогулки, благо погода этому способствовала - никогда ещё не было такой солнечной, такой тёплой, такой необыкновенной зимы… Чуть ли не каждый день все - и Владимир, и Анна, и Екатерина, и Иван, и Светлана, и Элен, и Натали с Анри, оставшиеся погостить в имении, отправлялись на прогулку - бродили по протоптанным в роще тропинкам, спускались к речке… Любовались запорошенными снегом елями, стройными берёзками, снежным ковром, сверкающим серебром в лучах солнца… Играли в снежки…

    Света невольно вспоминала детство. Как она любила такие прогулки! Запрягали лошадь в лёгкие санки, папа сам садился править, мама укутывала их с братом все рассаживались и отправлялись в увлекательное путешествие куда-нибудь в лес или к озеру… Катались с высокого берега, лепили снеговиков, а то и просто валялись в сугробах… А самой любимой забавой девочки было забраться к папе на плечи и, весело смеясь, широко раскрытыми глазёнками смотреть на мир… И до сих пор кажется - закроешь глаза, и вновь увидишь смеющуюся маму в малиновом бархатом крытой шубке и белой пушистой шапочке, бросающую маленькие аккуратные снежки в улыбающегося отца, похожего на доброго лесника из сказки в своём тулупе и высокой бобровой шапке, и любимого братца Ванечку, тянущего за собой маленькие деревянные санки… Да, счастливая была пора, беззаботная… Ни  тебе проблем, ни печалей, ни забот… Всё казалось таким простым и понятным, не то что сейчас, когда не поймёшь, в чём смысл жизни, зачем вообще жить… Хоть бы у малыша, что сейчас шевелится у меня внутри, всё было хорошо, хоть бы он не узнал и половины того горя и тревог, что выпали на долю его мамы…

    Время шло, на смену зиме пришла весна. Вновь подул тёплый ветерок, закапало с крыш, зажурчали ручейки… В самом начале марта, сразу после Масленичной недели, Анри и Натали отправились в Париж. Донья Исидора, едва узнав о женитьбе сына, тут же прислала длинное-предлинное письмо, в котором на целых десяти страницах поносила сына на чём свет стоит за то, что долго не писал, что женился, что ничего не сказал матери, что не познакомил с новой графиней де ла Мер… А в последних строчках в ультимативной форме требовала приехать, и непременно с супругой.

   С замиранием сердца Наташа читала это послание. Да, похоже, Анри ничуть не преувеличивал, свекровь у неё - настоящий ураган… Но и она тоже не сахар. Ну что ж, посмотрим… Княжна Репнина всегда гордилась умением находить общий язык с самыми разными людьми, даже такими, с которыми найти его, казалось, было  вообще невозможно. Взять, к примеру, хоть старых фрейлин Елизаветы Алексеевны, супруги императора Александра I… Эти фурии испортили жизнь не одной юной особе при дворе Александры Фёдоровны, но бойкая и острая на язычок Наташа, тем не менее, была из любимицей… Остаётся только надеяться, что графиня де ла Мер унаследовала от княжны Репниной этот талант…

   Вместе с молодожёнами из Росси уезжала и Элен, уезжала затем, чтобы летом вернуться уже навсегда. Девушка решила связать свою дальнейшую жизнь с Россией, со своей Родиной, о которой она ещё так мало знала. Но для того, чтобы сделать это, нужно было покончить со всеми делами во Франции, распорядиться насчёт дома, насчёт имения… Навестить дядю в Ницце, рассказать, что она нашла, наконец, семью своего отца… Лена никогда не забудет, как после похорон матери, сидя в огромной тёмной гостиной, плакала на плече Степана Нелидова, а он обнимал вздрагивавшую племянницу и убеждал её уехать, съездить в Россию, постараться выполнить обещание, данное умирающей…

   И теперь Элен просто обязана была поблагодарить дядю, столько всего сделавшего и для её матери, и для неё самой. Не могла она просто исчезнуть, пропасть в небытие, как однажды сделать её мать, и ей ничего не оставалось больше кроме того, чтобы не собраться и, как ни было тяжело возвращаться, всё же уехать в Европу.   Может быть, она бы так и откладывала поездку, тянула, ждала неизвестно чего, но Анри и Наташа убедили её ехать с ними, и она подчинилась воле судьбы и уехала.

   Если Лена точно знала, что вернётся, то Наташа не могла с полной уверенностью сказать об этом. Она не знала, что делать, она же видела, как Анри любит Францию, как с блеском в глазах рассказывает о Париже, о долине Луары, где стоит их старый родовой замок, о скалистых берегах Нормандии… Наташа знала, что никогда Россия не станет для него домом, что им придётся уехать. Ну что ж… Она - жена и должна следовать всюду за мужем. И, в конце концов, не в глушь же какую-нибудь они уезжают, а в Париж… Лиза с Мишей живут же там уже больше двадцати лет, сможет и она, привыкнет… К тому же, и братец будет рядом…

    Свой последний вечер в Петербурге Наташа провела в покоях императрицы Марии Александровны. Две подруги вспоминали все перипетии их жизни, все сюрпризы судьбы, все препятствия, которые они преодолели во многом благодаря своей дружбе.

- Ты уж пиши, Наташенька… Не забывай меня… Мне так одиноко здесь будет. Как представлю, что проснусь завтра, а ты не придёшь помочь мне одеваться, так такая тоска берёт… Ни одной души родной… - говорила Мария, утирая кружевным платочком слёзы, катящиеся по щекам из ясных голубых глаз.

- Ну конечно, Мари, как я могу забыть тебя, мою лучшую подругу? - Наташа обняла Мари и они расплакались на плече друг у друга. 

   Лишь поздно вечером они смогли, наконец, проститься, обменявшись тысячью уверений в вечной дружбе. Александр так и не появился, так и не пришёл попрощаться, хотя прекрасно знал, что Наталья весь вечер проведёт у императрицы, не пришёл, и всё… Наташа, проходя по коридору, остановилась у дверей его кабинета. Войти или нет? Если он не пришёл, значит, не хочет её видеть или… боится? Боится сказать её «прощай»? Так что же делать?

   Пока графиня размышляла, что же ей делать, дверь отворилась и на пороге появился Александр.

- Я знал, что ты здесь… Я почувствовал, - тихо сказал он, а Наташа удивлённо взглянула на него:

- Что Вы хотите сказать, Ваше Величество?

- Лишь то, что я знал, что ты не уедешь, не простившись, - ответил он.

- Но отчего же Вы не пришли в покои императрицы? - задала такой очевидный вопрос Натали, а он взял её за плечи:

- Я хотел попрощаться с тобой наедине, без посторонних глаз… Прощайте, Натали…

- Прощайте, Александр, - ответила она. - Я прошу Вас, будьте внимательны к Мари, она так Вас любит…

Александр лишь кивнул в ответ. Наташа повернулась, собираясь уйти, и при этом её движении такая тоска отразилась во взоре Александра, что Натали не удержалась и порывисто потянулась к нему, собираясь поцеловать его на прощание в щёку.

   Но Александр повернул голову и их губы встретились. Первым движением Наташи было отстраниться, но он удержал её за плечи, прижал к себе, заставил разомкнуть губы… В следующий миг мир завертелся вокруг них, время словно бы потекло вспять, этих двадцати с лишним лет как не бывало, они вновь были молоды и влюблены, вновь разыгрывали страстный роман, который вскоре перестал быть просто игрой… И всё было неважно - и императрица, и французский граф… Были только они - Натали и Александр…

   Они не знали, сколько простояли так, не в силах оторваться друг от друга, а когда наконец смогли сделать это, быстро прошептали:

- Прощай… - и, не оглядываясь, разошлись в разные стороны, разошлись уже навсегда…

 

 

 

Глава 49. Это счастье - когда родятся дети…

 

   Не прошло и недели с момента отъезда Анри, Натали и Элен во Францию, как тишину в поместье Корфов прорезал детский плачь. В солнечный весенний полдень Екатерина родила дочку - прелестное голубоглазое создание с тёмными, точно вороново крыло, 

волосиками. И счастливая мама, и малышка, наречённая Татьяной, чувствовали себя превосходно, улыбались и радовались жизни…

   С того самого момента, как крошка впервые открыла глаза, она стала центром тихого мирка Корфов, отныне вся жизнь в поместье вращалась только вокруг неё. Владимир и Анна были на седьмом небе от счастья, Иван весь разве что весь разве что не светился от гордости, а Светлана, едва просыпалась, тут же бежала к колыбели племянницы и не отходила о неё ни на секундочку. Сердце щемило у Светы в груди, когда Танюша улыбалась беззубым ротиком, агукала, пускала пузыри, и она не могла дождаться, когда же и она наконец-то станет мамой, когда сможет испытать это счастье - прижать к груди собственного ребёнка.

- Ну же, малыш, не заставляй меня ждать… Появляйся скорее… - шептала девушка, прижав ладонь к животу и ощущая, как под нею шевелится новая жизнь.

   Но как ни хотела Светлана, чтобы это радостное событие случилось поскорее, против природы она идти не могла. Оставалось только ждать, ждать и надеяться, что всё будет в порядке. Но перед глазами был пример Екатерины - через неделю после прошедших на удивление быстро и легко родов она уже как ни в чём не бывало порхала по дому, счастливая и довольная.

   Время шло, Танюше исполнился месяц. Она подросла, поправилась, похорошела… Улыбалась, когда с ней разговаривали, хваталась за поданный ей палец, следила глазами за погремушкой… Катя доказывала всем, что дочь отличает её от других, по-другому улыбается ей, по-другому что-то лепечет… Аня и Света лишь улыбались и не переубеждали её - пусть думает так, лишь бы была счастлива и довольна. Роды изменили Екатерину - она располнела, налилась румянцем, стала спокойная, тихая, домашняя… Семья и раньше значила для неё всё, а теперь, после рождения дочери, и вовсе превратилась в объект поклонения…

   В один из солнечных апрельских дней Владимир вернулся домой после поездки в уездный центр, где решал важные вопросы, связанные с предстоящим севом, и, естественно, привёз с собой целую гору подарков внучке, а жене, дочери и невестке - свежие новости, по которым они так истосковались за тот период размытых дорог и вскрывшихся ото льда рек, когда Двугорский уезд оказывался недели на две, а то и больше, отрезан от остального мира. Барон привёз с собой целую кипу новых газет и журналов, кое-какие книги…

   После того, как женщины оставили, наконец, в покое большой журнал с рисунками новых фасонов платьев и шляпок, Владимир решил, что настало время сообщить им последнюю новость.

- А ещё в трактире я встретил Прохора Захарыча Писемского, ты, Аня, его должна помнить, он пару раз был у нас с супругой Аделаидой Макаровной… - начал он рассказ.

- Да… я помню… у них ещё дочь Машенька в том году замуж вышла… И что с того? - улыбнулась Анна.

- Да ты мне слова сказать не даёшь! - воскликнул Владимир с притворной обидой. - Я только соберусь сказать, а ты перебиваешь! Ну так вот, он сообщил мне, что у старого поместья Забалуева появился новый хозяин!

   - Вот как? Ну надо же! - воскликнула Анна. - Двадцать лет поместье без хозяина стояло, и тут на тебе!

- Да уж, я сам удивился. Похоже, наследства никакого он после себя не оставил, раз уж земли родовые продают. Я бы лучше с голоду умер, но с землёй бы не расстался. Она кровью моей семьи заслужена, я не смог бы с ней расстаться! - распалялся барон.

- Да я уж, милый, знаю, - дотронулась до его плеча Аня. - Я помню, как ты страдал, когда Марья Алексеевна здесь лютовала…

- Да, хлебнули мы тогда горя, - покачал он головой. - Одно хорошо - хозяин новый, похоже, из образованных. Прохор Захарыч сказал, что в поместье старом уже поля расчищают, всё по-европейски делать будут… И парк французский перед домом разобьют с фонтаном…

- А ты, Володя, не завидуешь ли часом? - улыбнулась Анна. - Не боишься, что бывшее поместье Забалуева лучше нашего станет, да доход больший приносить будет?

- А то! - воскликнул барон и придал своему лицу такое комичное выражение, что Анна просто не могла удержаться от смеха.

   - И кто же на поместье-то позарился? - подала голос сидящая у окна Светлана. В последнее время ей тяжело стало перемещаться по дому, тяжело подниматься с дивана, поэтому теперь она целый день проводила тут, безумно скучая по племяннице, которую, впрочем, ей постоянно приносили то Анна, то Катя… - На него же смотреть страшно! Поля лесом заросли, дом того и гляди рухнет…

- Ничего, доченька, скоро ты имение то не узнаешь, - улыбнулся Владимир. - А кто позарился? Не помню… Мне же вроде бы Прохор Захарыч имя-то называл… Князь какой-то… Из русских, но всю жизнь за границей прожил… Дай Бог памяти… Да, Растопчин, кажется! - хлопнул он себя по лбу.

- Растопчин?.. - переспросила Света. - Знакомое имя… Хотя нет, вряд ли…

Ей сразу же на ум пришла яркая красавица Виктория, встреченная однажды на залитой солнцем площади у Собора Парижской Богоматери, её алое платье, её томные взгляды, бросаемые на Андрея… На Андрея… Нет, не вспоминать! Забыть! Забыть… И она забыла, забыла об этом разговоре… Но забыла лишь до поры - до времени…

    Двадцать девятого апреля Светлана проснулась удивительно рано. В последнее время она подолгу не могла заснуть по вечерам, проваливалась в сон лишь глубоко за полночь, и поэтому спала потом почти до полудня, а тут проснулась ни свет, ни заря. Что же её разбудило? Она огляделась, пытаясь понять, что же нарушило её покой - звук, шорох, а может быть, лучик солнца, прокравшийся в комнату? Нет, всё не то… Что-то было не так, какое-то странное ощущение во всём теле… И ещё спина… В последнее время у неё очень сильно ныла поясница, так, что даже сидеть было тяжело, а сейчас… Нет, это что-то…

    Света вздохнула и подсунула руку под спину. Лежать стало удобнее, но ощущение тяжести не прошло, напротив, стало лишь сильнее. Да что же это такое? И пить к тому же хочется, а вода в графине у кровати как назло кончилась… Придётся вставать… Вздохнув в очередной раз Светлана откинула одеяло, спустила ноги с постели, оттолкнувшись руками, резко встала… И в этот самый миг острая боль пронзила её с ног до головы. Она ахнула и прижала ладонь к животу. Но через мгновение боль ушла. Света прислушалась к себе - нет, боль не возвращалась. Надо идти… Она открыла дверь и медленно, осторожно ступая, пошла по коридору к лестнице на первый этаж.

      Когда она проходила мимо спальни родителей, её дверь распахнулась, и на пороге появилась встревоженная Анна в небрежно накинутом на плечи пеньюаре:

- Дочка, что случилось? Ты почему не спишь?

- Да всё в порядке, мама, не волнуйся. Просто спина болит очень… Никогда такого не было, - вымученно улыбнулась Света, а в следующий миг охнула и облокотилась о стену - резкая боль вернулась, только теперь не в спине, а внизу живота.

- Дочка… Что, болит? - спросила побледневшая вдруг Анна. Света лишь кивнула, а когда боль ушла, сказала:

- Это уже было однажды. Только я не хотела тебе говорить. Ничего, уже прошло…

    - А ну-ка пойдём-ка! - Анна схватила дочь за руку и чуть ли не силой завела в свою спальню. Владимир как раз застёгивал рубашку.

- Милый, езжай за доктором, да поскорее! - с порога заявила она. - У Светланы роды начинаются.

Руки барона, застёгивавшие пуговицы, замерли, и он со смесью ужаса и радости на лице воззрился на дочь. А Света опустилась на краешек постели и подняла на Анну испуганные глаза:

- Нет, мама, быть не может… Ты ошиблась… Ещё слишком рано. Это должно быть где-то где-то через месяц… - но новый приступ боли, ещё сильнее предыдущих, заставил её согнуться вдвое.

- Ну вот видишь! Ложись давай! - воскликнула Аня, отбрасывая одеяло и бережно помогая дочери лечь. - Всякое в жизни бывает. Брат вон твой тоже поторопился. Не ждали, не гадали, в город ехать собирались, а он тут как тут! - Анна болтала без умолку, успокаивая и отвлекая дочь, а сама украдкой бросала гневные взгляды на мужа:

- Ну же, Владимир! Чего копаешься? Собирайся скорей, чай не кисейная барышня! Время не терпит!

   Подгоняемый грозными взглядами супруги, Владимир вмиг собрался и отправился за доктором. Лишь к обеду они вернулись. Светлана по-прежнему лежала на постели в их с Анной спальне, бледная, испуганная, настороженно ожидающая очередного приступа боли, которые повторялись с завидным постоянством, не становясь сильнее, но и не проходя совсем. Анна сидела у изголовья и меняла полотенца на лбу дочери.

- Ну наконец-то! - воскликнула она, увидев доктора.

   - Василий Ильич. Можно Вас на минутку? - спросила баронесса, едва стрелки часов подползли к семи. Доктор кивнул и поднялся. Едва они вышли в коридор, Анна плотно прикрыла дверь:

- Василий Ильич, я боюсь… Вы, возможно, не знаете, но я чуть не умерла, производя Светлану на свет… А сейчас у неё я вижу все те же признаки…

- Ну что ж, Анна Петровна, раз уж Вы заговорили об этом… - доктор нервно поправил очки в золочёной оправе. - Меня беспокоит состояние Светланы Владимировны. Процесс почему-то остановился, а вот почему - не могу сказать…

- И что же теперь делать? - испуганно спросила Анна.

- Не знаю… - развёл доктор руками. - Я сделаю всё, что смогу, но ничего определённого обещать не могу, простите…

   И к полуночи саамы мрачнее подозрения Анны подтвердились. Дочери так и не стало лучше, она совсем измучилась, уже не реагировала ни на кого и лишь судорога боли периодически пробегала по её лицу. Свете казалось, что вокруг неё клубится какой-то белый туман, густой словно молоко, рваными клочьями колышется под порывами ветра… А потом вдруг он стал сбиваться в одном месте, приобретать очертания человеческой фигуры, и в следующий миг перед Светланой стояла облачённая в белое полупрозрачное платье та самая девушка с портрета в потайной комнате, Анна…

- Светлана, не сдавайся, ты должна жить… - певучим голосом сказала она, простирая к девушке руки. - Ты должна жить… Ты должна даровать мне вечный покой… Смотри, кого я привела, мы поможем тебе…

Призрачная девушка поманила кого-то, и в следующий миг от тумана отделилась ещё одна фигура, ещё один призрачный образ, ещё одна девушка с портрета…

- Анастасия… Это ты… - чуть слышно прошептала Света.

   Эти тихие слова, сорвавшиеся с губ дочери, вернули баронессу Корф в действительность, Анна вдруг со всей ясностью поняла, что нужно делать, будто озарение свыше снизошло на неё, будто это ей нашептала огромная переливающаяся всеми цветами радуги звезда, заглядывавшая в окно спальни… Вскочив со стула, она выбежала из комнаты, хлопнув дверью, а через пару минут вернулась, прижимая к груди пузырёк.

- Вот… - протянула она его доктору. - Именно это снадобье помогло мне тогда. Надеюсь, оно ещё не утратило своей чудодейственной силы. Ну же, Василий Ильич, скорее!

Полный сомнений, доктор всё же влил целую ложку питья в рот девушки. И, о чудо, оно возымело действие, видно, годы ничуть не изменили его состав, лечебные травы сохранили свою силу. Светлана тихо застонала и пришла в себя.

   Уже через час она прижимала к груди крошечную малышку, свою маленькую дочку…

- Как ты её назовёшь? - спросил счастливый Владимир, любуясь ими обеими.

- Анастасия… - ответила Света и осторожно поцеловала дочь. - Жаль, Андрей её никогда не увидит… Жаль, они никогда не увидят друг друга… Бедная моя девочка… Бедная моя Настя…    

 

 

 

Глава 50. Не спрятать нам чувства под маской…

 

   Пока в поместье совершались столь радостные события, жизнь в Петербурге тоже не стояла на месте. После великого поста город захлестнула череда балов и маскарадов, каждый старался отличиться, каждый старался добиться того, чтобы именно им устроенный приём затмил все остальные, чтобы именно о нём говорили во всех гостиных… Но, как бы они ни старались, никто не смог затмить знаменитые балы в Зимнем дворце, каждый из которых был настоящей сказкой, даже и не верилось, что всю эту красоту может создать человек…

   Вот и сегодня должен был состояться большой бал-маскарад, уже третий в этом сезоне. Третий… Два первых были просто великолепны, а этот… Этот должен был превзойти их во сто крат. Так говорили все но цесаревич так не считал. Он уже устал от этой показной роскоши от того, что нужно всем мило улыбаться, говорить комплименты юным девушкам, не дающим ему и шагу ступить свободно, танцевать с ними в то время, когда сердце его рвётся к одной, к одной-единственной…

   Даже семь долгих месяцев, прошедших со дня их такого нелепого расставания, не помогли Николаю забыть Ирину, он не смог вырвать её из своего сердца, как ни пытался… С момента их расставания… А было ли оно вообще? Нет… Она просто исчезла, растаяла, как дым… Отчаяние, боль, злость на себя за то, что не сдержался той ночью, что напугал её своим пылом сменились ощущением пустоты, и безнадёжности, и бессильной злобы едва до Никса дошла весть о замужестве любимой… Но злоба, обида, разочарование прошли, и вновь в сердце цесаревича засияла любовь. Но она не принесла облегчения, Ира больше не появлялась, не писала, не давала знать о себе. Значит, её чувств к нему просто не было. Не было… Хотя… Постойте… Он же так и не спросил её об этом, не открыл ей своих чувств…

- Боже, какой я был дурак! - в сердцах воскликнул Николай, хлопнув себя по лбу.

   - Вот точно, дурак! - раздался ответ в тишине комнаты, и в спальню к брату вошёл улыбающийся Александр в костюме французского гвардейца XVII века. - Маскарад начнётся уже через полчаса, а ты, Никс, ещё не одет.

- Да вот, не решил ещё… - пожал плечами Николай. - Может ты, Сашка, что посоветуешь…

- Одевай мушкетёрский плащ, будем устраивать сражения на шпагах, совсем как в детстве, помнишь? -  с готовностью предложил брат.

- Да нет, я мушкетёром был на прошлом маскараде, - отмахнулся цесаревич. - К тому же, отец нам покажет, если мы устроим такое. Ты же помнишь?..

- Да уж, - расхохотался Саша. - Забудешь такое! Три часа носом в угол простояли. Помнишь, как Маша над нами смеялась?.. А я придумал, одевайся рыцарем! - вдруг воскликнул он, подавая брату лежащий в кресле шлем с огромным плюмажем из перьев.

Но Николай лишь поморщился:

- Спасибо, братец! Ты что же, хочешь, чтобы я не смог и шагу ступить, не то что танцевать? Эти доспехи пуда два весят, не меньше…

- Ну как хочешь! Тебе не угодишь… - обиделся Александр и направился было к выходу, когда его взгляд остановился на серебристо-сером бархатном берете с белоснежным пером. - О, Коля, я придумал! Оденься Ромео. Сделай приятное всем тем девушкам, что глаз с тебя не сводят. А ты ведёшь себя так, словно обет безбрачия дал. Мне бы такое везение! Я бы уж своего не упустил!

- Коля? - удивился наследник. - Давно меня так никто не называл. Всё больше Никс да Никс, ну или Николай в крайнем случае… Ну что ж, если Коля, то так и быть, буду Ромео.

   Как решили, так и сделали. Николай был неотразим в серебристо-сером атласном костюме, расшитом чёрными бархатными галунами, в этом самом берете, лихо сдвинутом набок… Девушки так и льнули к нему, посылали украдкой призывные взгляды из-за вееров, томно вздыхали, старались всеми силами привлечь внимание цесаревича, но всё тщетно, он оставался безразличен ко всем их попыткам. Хоть и танцевал с ними, улыбался им, восхищался их грацией, но лёд в глубине его серых глаз так и не таял.

   Стоя после очередного тура вальса у колонны с бокалом шампанского в руках, Николай окидывал залу ленивым взглядом. Всё те же лица, хоть и скрытые масками, но всё те же… И узнать каждого не составляет особого труда. Вон князь Орлов, вон молодой Трубецкой, вон весело улыбается Антону Сумарокову Оля Шувалова в костюме феи… Стоп, а это что за девушка с ней рядом? Вон та стройная красавица в пышном розовом платье с длинными рукавами, с целым водопадом белокурых волос, удерживаемых лишь изящной шапочкой из сетки, на которой слезинками сверкают крошечные бриллианты, та девушка в розовой маске, скрывающей её лицо от постороннего взгляда?.. Это же… Господи, этого быть не может! Нет, но и померещиться такое тоже не может, это слишком жестоко… Ирина… Ира… Ириша… Николай решил больше не изводить душу сомнениями и, отставив бокал, направился к ней…

   А Ирина, ибо это была именно она, судорожно сжимая в руках белый кружевной веер, смотрела, как через залу к ней движется ОН, Николай… Может быть, я ошиблась, может быть, он идёт не сюда? Может быть, остановится с кем-нибудь поговорить, забудет, куда шёл.. Господи, как он узнал меня, узнал под маской? Хотя я тоже сразу же его узнала, сердце сказало:

- Вот он, иди к нему…

Как же тяжело заставить своё сердце замолчать, как тяжело… Не было и дня со дня моего побега, чтобы я не думала о нём, не мечтала прикоснуться  к нему, да хотя бы просто увидеть его хоть на секундочку… Зачем я только пришла сюда, зачем? Затем, чтобы в очередной раз потерзать душу? Разве мало я страдала, разве мало слёз пролила бессонными ночами в бесплодных попытках забыть его, вычеркнуть из памяти его объятия, его поцелуи… Господи, как тяжело-то…

   Ну почему, почему я пошла сюда, почему согласилась, почему позволила Ольге себя уговорить? Ну почему именно сегодня, в наш последний вечер в Петербурге, у Григория вскрылось какое-то неотложное дело, требующее его немедленного вмешательства? Целую неделю он не отходил от меня ни на шаг, все вечера мы проводили вместе, вдвоём, а тут… Господи, ну почему именно сегодня, именно в день маскарада? Ну почему я пожаловалась сестре на то, что этим вечером обречена на скуку? Ну почему Оле тут же пришло в голову провести меня сюда? Ну почему я согласилась?

   Провела бы вечер с книгой у камина, поскучала бы, подумала… А завтра утром мы были бы уже далеко отсюда, держали путь на запад, в Польшу… Но нет, я согласилась… Я согласилась, хоть и знала, что случится… Я пришла сюда, хоть и знала что меня здесь ждёт. А теперь поздно что-то менять, поздно прятаться за спину сестры, поздно убегать… От себя не убежишь. Да и от него тоже. Он идёт сюда… Боже мой, а он ничуть не изменился… Всё такой же - сильный, властный и красивый, очень красивый… Настоящий цесаревич, настоящий престолонаследник, Романов Николай Александрович… Николай… Никс…

    Всё это вихрем пронеслось в голове Ирины, пока Николай шёл  к ней. Но вот он остановился прямо напротив неё, кивнул Ольге с Антоном и, глядя на девушку своими серыми глазами, протянул ей руку:

- Прошу Вас…

Ира вложила свои дрожащие пальцы в его ладонь, он обнял её за талию и увлёк в круг танцующих. Они вальсировали молча, глядя в глаза друг другу, позабыв обо сём на свете, забыв о том, что они находятся в самом центре огромной залы, в толпе людей…

   Когда Ира нашла в себе силы, наконец, отвести взгляд от лица Николая, она поняла, что вокруг удивительно темно и тихо. Она и не заметила, как цесаревич увлёк её прочь из зала. Перехватив её изумлённый взгляд, он отпустил её талию и за руку повёл куда-то по коридору, а она послушно шла за ним следом, не понимая, куда и зачем он её ведёт… Молодой человек толкнул какую-то дверь, они вошли в сумрак комнаты, и Ирина с удивлением поняла, что они пришли в кабинет цесаревича, примыкающий к его спальне, в ту самую комнату, где когда-то их застал за поцелуем сам император.

    Николай, уже сбросивший маску, остановился напротив девушки, взял её лицо в ладони осторожно провёл пальцами за ушами, снимая с неё маску.

- Ну, здравствуй, Ира… - тихо сказал он, с грустью глядя ей в глаза.

- Здравствуй… - с трудом шевеля губами, ответила она.

- Ничего не хочешь мне сказать? - спросил Николай, прищурившись, а она лишь покачала головой.

- Ну что ж… Не хочешь - как хочешь, - цесаревич демонстративно повернулся к ней спиной, отошёл к окну устремил взгляд вдаль.

А Ира стояла, смотрела на него,  и слёзы против её воли сами наворачивались на глаза. Нет, не такой она представляла себе эту встречу, совсем не такой… Всё должно было быть иначе… Но как? Она не знала, но только не так…

   - А что ты хочешь услышать? - с вызовом спросила она.

Николай резко обернулся и смерил её с ног до головы ледяным взглядом.

- И ты ещё спрашиваешь? - тихо спросил он. - Одним прекрасным утром я просыпаюсь и понимаю, что ты исчезла, пропала, испарилась… Я схожу с ума, ищу тебя везде, спрашиваю у всех о тебе… А мне потом с милой улыбкой сообщают, что ты уехала, что ты вышла замуж. И всё!

- А что я должна была делать? - развела руками Ирина. - Что мне ещё оставалось делать? Ты не оставил мне выбора. Я больше не знала, что делать…

- А я-то тут причём? - спросил наследник. - Я не приказывал тебе выйти замуж, ты решила всё сама.

- А что я должна была делать, скажи мне пожалуйста?!! - вскричала Ира. - Своим приходом в мою спальню ты недвусмысленно дал понять, что хочешь сделать меня своей любовницей! А я так не могу, не могу, слышишь? Я не знала, что мне делать… Я знала, что ты не отступишься, что если ты что-то решил, то так оно и будет… А я так не могла, я не могла переступить через свои принципы, через то, что мне внушали с детства…

   - Даже ради любви? - тихо спросил Николай, слушая отповедь девушки, глядя в её расширившиеся от гнева и напряжения глаза.

- О какой любви ты говоришь? - Ира чуть ли не задохнулась от возмущения. - Я всегда была для тебя лишь игрушкой. А я ведь любила тебя… Я считала тебя своим другом… Господи, как я ошибалась!.. Да я тебя после этого ненавижу… ненавижу! - вскричала она.

- Ненавидишь? - тихо спросил Никс вкрадчивым голосом. - Скажи это ещё раз…

- Ненавижу! Как же я тебя ненавижу! - закричала Ирэн, в бессильной злобе стуча кулачками по его груди.

   Одной рукой Никс схватил её руки, другой запрокинул ей голову и приник к её губам поцелуем. Ира замотала головой, пытаясь вырваться, но он крепко держал её… Через мгновение напряжение, овладевшее девушкой, схлынуло, её руки обвили шею цесаревича, пальцы запутались в русых волосах, губы разомкнулись навстречу его губам… Вест мир закрутился в бешеном хороводе, весь мир исчез, провалился в небытие, и посреди этого первозданного хаоса остались только они и их всепоглощающая любовь…

 

 

 

Глава 51. Бережёного Бог бережёт.

 

   С каждым днём май всё больше вступал в свои права. Под лучами жаркого весеннего солнышка распускались клейкие изумрудные листочки на берёзах, из чёрной земли пробивалась первая зелёная травка, расцветали первые скромные полевые цветы… Прилетели с зимовьев дикие утки и гуси, и вскоре из камышей, растущих по берегам пруда, далеко-далеко разносилось призывное кряканье селезней…

   Природа оживала на глазах, а вместе с ней к жизни возвращалась и Светлана. Целую неделю после родов она жила как в тумане, спала, просыпалась, проглатывала пару ложек бульона, выпивала стакан молока и вновь проваливалась в сон, часто не успев даже подержать на руках дочь… Нет, дело тут было вовсе не в том, что Светлана была плохой матерью, причина была в другом - в маковой настойке, которую доктор тайком от неё подмешивал ей в бокал. Если бы Света узнала об этом, ещё не известно, что бы она сделала, чем бы всё это закончилось. За те несколько минут в день, что она проводила с малышкой, она полюбила дочку всем сердцем, Настюша стала смыслом жизни, единственной радостью в те минуты просветления, которые сменяла мягкая вязкая темнота, из которой то оттуда, то отсюда к девушке тянулись чьи-то мохнатые руки…

   Анна со слезами на глазах умоляла Василия Ильича прекратить давать дочери наркотик, прекрасно осознавая все возможные последствия этого, но доктор был непреклонен - он всерьёз опасался за свою пациентку, зная об её характере, боялся, что она не будет спокойно лежать в постели, как того требовало её состояние, и поэтому не нашёл выхода лучше, чем давать ей разбавленную маковую настойку, опий… К тому же, эти он добивался и прекращения приступов резкой боли, иногда возвращавшихся, чтобы мучить  без того исстрадавшуюся девушку.

   Всё это длилось целую неделю, пока однажды Владимир не позвал доктора в библиотеку и, не стесняясь в выражениях, потребовал немедленно прекратить травить его дочь этим снадобьем. Василий Ильич пытался протестовать, но барон весьма недвусмысленно намекнул ему, что лучше будет послушаться… Владимир добился своего, а Света тут же пошла на поправку. Через три дня она окрепла настолько, что барон и баронесса решили, что настала время окрестить малышку, и пригласили для этого в дом отца Фёдора настоятеля их уездной церкви…

    Светлана в нарядном платье сидела на постели, держала на руках дочку и чуть не плакала от счастья. Крошка Анастасия с истинно Корфовской стойкостью перенесла первый в своей жизни обряд, ничуть не испугалась бородатого священника, взявшего её на руки, а когда её принялись поливать святой водой, лишь заворочалась и что-то недовольно залопотала, но лишь оказалась на руках у Екатерины, своей крёстной, тут же успокоилась и заснула…

   Что ни говори, но эта неделя ни для кого не прошла бесследно. Матери и дочери пришлось заново привыкать друг к другу. Может быть, это бы произошло быстрее, если бы Светлана кормила дочь сама, но доктор, поя её опием, строго-настрого запретил это делать, и вот результат - у Светы пропало молоко, и в доме появилась Меланья -кормилица из деревни, заодно ставшая и нянькой для Настеньки и Танюши. Света практически не спускала дочь с рук, всё не могла на неё налюбоваться... Одно огорчало молодую маму - малышка ни капельки не была похожа на Андрея, ни одной чёрточкой крошечного личика, ни цветом волос, ни цветом глаз… Конечно, глаза у девочки были голубыми, но уже через месяц стало ясно, что эта младенческая голубизна скоро пройдёт, её глаза постепенно начали темнеть, отливать зеленью…

   Через месяц Светлана полностью пришла в себя, вновь стала бродить по окрестностям, петь песни, собирать цветы в букеты… Но если раньше она могла уйти из дома на рассвете, а вернуться лишь к закату, то теперь она, напротив, стремилась скорее домой, чтобы как можно быстрее прижать к груди дочку, обнять её, поцеловать… Хотя ей и не о чем было беспокоиться - дома было кому последить за ребёнком. Катя ни на секундочку не оставляла дочь и племянницу без внимания, чуть ли не пылинки с них сдувала, чем порой вызывала у Светланы вспышки ревности, которые, впрочем, скоро проходили, побеждённые любовью к кузине. Светлана прекрасно осознавала, что, случись с Катрин то, что пришлось пережить ей, она бы ни за что на свете не оставила бы Танюшу, постаралась бы заменить ей мать, которая не по своей воле не может быть с ней рядом… И Света была благодарна Кате, благодарна всем сердцем.

   Забыла Светлана и своих верных друзей - книги из библиотеки, теперь лишь изредка ей доводилось прочесть более трёх страниц в день. Вечера, самое подходящее для чтения время, теперь проходили за рукоделием. Катя учила её вязать носочки, чепчики, пинетки, шить платья и рубашечки… Вот когда Света пожалела, что так мало уделяла этому внимания раньше, когда мама и тётя Таня, мать Катрин, учили их рукоделию. Катя с удовольствием постигала все премудрости этой науки, а Света старалась как можно скорее покончить с этим и бежать дочитывать очередную книгу… А теперь девушке приходилось учиться всему заново.

   Вот так тихо-мирно и протекали дни в поместье, протекали до тех пор, пока однажды вечером Владимир не вернулся домой из трактира крайне встревоженным, и это, естественно, не укрылось от глаз его домочадцев.

- Папа, что случилось? - спросила Света, укачивавшая на руках малышку, едва барон переступил порог.

- Да уж, случилось… - мрачно ответил он. - И так невовремя… Позови маму и Екатерину, я хочу с вами поговорить.

Света послушно встала и ушла наверх в детскую, где уложила Настю в её колыбельку и разбудила прикорнувшую в кресле кузину, обрисовав ей в двух словах ситуацию. Обе девушки были поражены поведением барона - обычно такой заботливый и обходительный, он даже не поцеловал внучку, не поинтересовался здоровьем дочери, а сразу же отправил её наверх, словно приказ отдал, не требующий обсуждений…

   Но все ответы на возникшие у девушек вопросы мог дать только он сам, и поэтому, позвав Анну, Света и Катя спустились вниз. Владимир нервно ходил из угла в угол.

- Ну наконец-то! - воскликнул он, едва троица появилась в дверях. - Тебя, дочь, только за смертью посылать!

- Владимир, что произошло? Ты почему кричишь на неё? - нахмурилась Анна. Давно она не видела мужа таким… Таким серьёзным, таким мрачным, с таким взглядом, устремлённым куда-то вглубь себя… Почему-то память сразу же услужливо воскресила воспоминания о тех днях, когда был убит дядюшка, когда судьба поместья висела на волоске, когда её саму ждала неизвестность, и было непонятно, что лучше - отправиться в далёкий Архангельск или всё же остаться и терпеть боль и унижения от того, к кому лишь стремилось сердце, к кому лишь рвалась душа… Тогда Володя был полон такой же мрачной решимости, так же хмурил брови, так же волком смотрел на всех…

- Милый, успокойся и расскажи всё по порядку! - улыбнулась Аня и коснулась руки мужа.

   - Да, Анечка, да… Я не должен был… Дочка, прости меня… Просто когда вы узнаете всё, вы меня поймёте. Ваня уехал в Петербург, а теперь и я должен уехать. Он пишет, что без меня не справится. Чтоб я ещё когда-нибудь доверил свои дела этим бумагомарателям… По миру же пустят! - руки барона сами собой сжались в кулаки, но под нежным взглядом Анны он нашёл в себе силы успокоиться.

- Папа, и это всё? - подала голос Света.

- Нет, конечно, - ответил Владимир. - Мы с Иваном не хотели вам говорить, не хотели волновать, но придётся. Вы остаётесь в поместье одни, а в наших лесах уже две недели скрываются двое беглых заключённых, бежавших с этапа. Их ловят, но всё никак поймать не могут. Видно на болотах где-то схоронились. Анна, я умоляю тебя, не покидай пределов усадьбы, и девочек не пускай. Я прошу, обещай мне, мне так будет спокойней. Как подумаю, что вы тут одни останетесь…

- Да, конечно… Я обещаю. Господи, ужас-то какой! - осенила себя крестным знамением Анна.

   На следующее утро он уехал, скрепя сердце оставив женщин в усадьбе одних. Но он зря волновался - всё было тихо и спокойно, никто никого не тревожил, и обитательницы поместья и думать забыли о грозящей им опасности. Однажды ближе к вечеру Анна ушла отдохнуть наверх в спальню к внучкам, а Екатерина и Светлана расположились у окна в гостиной - Света в очередной раз читала «Сон в летнюю ночь», а Катя лениво проводила расчёской по волосам.

- Светочка, нет, ну ты только посмотри! - чуть не плача, воскликнула она, демонстрируя серебряную щётку. - Что с моими волосами? Если и дальше будет также, то мне скоро парик потребуется!

Света сочувственно покачала головой - и правда, после родов волосы кузины утратили былой блеск, стали какими-то тусклыми, ломкими…

- А знаешь, я знаю, что нужно делать! У бабушки была такая травка - вмиг жизнь волосам возвращала. Пойду схожу, принесу тебе, - воскликнула она и направилась к двери.

- Светка, ты что, с ума сошла? - вскричала Катя, хватая кузину за руку. - Ты что, забыла, что Владимир Иванович говорил?

- Ну отчего же, помню, - пожала плечами Светлана. - А я никого не боюсь… - и, задорно улыбнувшись и подмигнув Екатерине, она выбежала из комнаты.

    Но всё же осторожность взяла верх и прежде, чем покинуть дом, девушка зашла в свою комнату и достала из нижнего ящика комода крошечный, но остро заточенный кинжал, подарок Кармен. Именно она давным-давно, лет шесть назад, сидя у костра, подарила подруге этот нож, она же и научила Светлану с ним обращаться, пусть и не так искусно, как это умеют цыгане, но всё же вполне достаточно для того, чтобы в случае необходимости защитить свою жизнь…

   Уже через полчаса улыбающаяся и что-то вполголоса напевающая Света возвращалась по тропинке домой, неся в руках мешочек с теми самыми сушёными травками, которые отыскались на полочке в избушке Сычихи. Девушка как раз миновала очередной изгиб тропинки, как вдруг от дуба отделилась чья-то тень, и дорогу ей преградил здоровенный мужик, одетый в какие-то лохмотья.

- Куда путь держишь, красавица? - осклабился он.

- Не твоего ума дело! - ответила Света и сделала шаг в сторону, чтобы обойти его.

- Да нет, как раз моего! - ответил тот и схватил девушку за руку повыше локтя.

- Пусти! - вскрикнула девушка и рванулась, но это не помогло. Тогда, недолго думая, она выхватила из-за пояса кинжал и полоснула нападавшего по руке.

- Ах ты, чертовка! - заорал тот. - Эй, Никодим, подсоби!

    И не успела Света опомниться, как её сзади обхватили чьи-то могучие руки, в нос ударил крепкий запах пота, спиртного и ещё Бог весть чего, а хриплый голос прошипел в самое ухо:

- Ну что, попалась птичка в сети?

Она рванулась, в очередной раз пытаясь пустить в ход нож, но Никодим оказался проворнее - он перехватил её руку и так сжал тонкое запястье, что пальцы Светы сами собой разомкнулись, и оружие улетело в кусты. Но девушка не растерялась и, извернувшись, впилась острыми зубками в плечо негодяя.

   - Тварь! Змея подколодная, мерзавка! - заорал разбойник и прибавил парочку таких словечек, от которых в других обстоятельствах Светлана бы покраснела до корней волос, после чего намотал её косу на руку, запрокинул ей голову и прохрипел, глядя на девушку налитыми кровью и горящими вожделением глазами:

- Ты за это заплатишь, крошка, ой как заплатишь!

Света, объятая ужасом, но сохранившая ещё способность соображать, в ответ на это плюнула в лицо мерзавцу, получив от него за это звонкую пощёчину…

   А в следующий миг тишину леса прорезал стук копыт, какой-то свист, затем щелчок, и бандит стал оседать на землю, не отпуская, впрочем, девушки и увлекая её за собой… От осознания собственной беспомощности, резкой боли и почти животного чувства страха Светлана потеряла сознание. Последнее, что она увидела прежде, чем её глаза сомкнулись, был огромный чёрный жеребец, нёсший на себе всадника, лица которого, впрочем, разглядеть она так и не успела…  

 

 

 

Глава 52. Расплата за любовь.

 

   Уже больше месяца княгиня Ирина Алексеевна Вяземская жила в Польше, уже больше месяца вела хозяйство в маленьком уютном домике в предместьях Кракова, уже больше месяца каждый вечер поджидала мужа, сидя  кресле-качалке у камина, а всего лишь три дня назад утвердилась в подозрении, что то, что случилось больше месяца назад, принесло свои плоды…

   В то утро так не хотелось просыпаться, так не хотелось открывать глаза, так не хотелось возвращаться в реальность из волшебного мира вдруг сбывшейся мечты, из сказки, вдруг ставшей явью, и лишь тихий шёпот в самое ухо:

- Ириша… - заставил девушку всё же приоткрыть глаза и посмотреть затуманенным со сна взором вокруг себя…

   В комнату сквозь неплотно задёрнутые шторы пробивались первые лучики солнца, первые отблески зари… Мерно тикали часы… Чуть слышно копошились воробьи на подоконнике… Словом, было обычное утро… Обычное утро для всех, но только не для этих двоих, проснувшихся сегодня утром в одной постели… Ира медленно повернула голову набок. Николай лежал рядом и, приподнявшись на локте, смотрел на неё. Увидев её движение, он улыбнулся, наклонившись к ней, прошептал:

- С добрым утром, Солнышко… - и коснулся её губ лёгким поцелуем.

   Ира тут же улыбнулась и покраснела - это невинное прикосновение тут же воскресило в памяти другие, совсем не целомудренные поцелуи, которыми они обменялись в эту ночь, все те ласки, заставлявшие её то взмывать в небеса, то падать в бездонную пропасть, все те слова любви, которые он говорил ей в порыве страсти, и свой горячечный шёпот в ответ… Эта ночь стала яркой кометой, ворвавшейся в размеренную жизнь княгини и перевернувшей всё в ней с ног на голову, распахнув перед Ириной ворота рая… С Григорием всё было не так, совсем не так… Не было и сотой доли такого блаженства. И дело было даже не в том, что это была запретная страсть. Нет, дело тут было совсем в другом… Сердца Ирины и Николая бились в унисон, в одном бешеном ритме, их мысли, взгляды, убеждения удивительным образом совпадали… Они были двумя половинками единого целого, они были рождены друг для друга, рождены для того, чтобы познать краткий миг счастья, ибо большее им было не дано…

   - Господи, какая же ты красивая… - прошептал Никс, возвращая девушку в реальность. - Ты спала, а я всю ночь на тебя любовался…

- Ты что же, так и не спал? Всю ночь глаз не сомкнул, ни на секундочку? - лукаво улыбнувшись, спросила Ира, осторожно касаясь кончиками пальцев его щеки.

- Нет… - ответил он, целуя её пальчики. - От тебя невозможно взгляд отвести…

- Но придётся, - вмиг посерьёзнела девушка, отнимая у него руку. - Я уезжаю сегодня.

- Нет, я не верю… И ты уедешь? И ты сможешь уехать? - задавал он вопрос за вопросом, всё ближе и ближе наклоняясь к ней. -  Скажи мне, ты хочешь этого?

- Нет, видит Бог, не хочу… - покачала головой Ирина и села в постели, натянув одеяло до подбородка. - Но я должна…

- Ты никому ничего не должна… Останься, я прошу тебя… Я не смогу без тебя… - тихо сказал он, осторожно проводя рукой по её обнажённой спине.

Ира вздрогнула от его прикосновения и порывисто обернулась:

- Коленька, я умолю тебя, не мучь меня… Мне и так несладко… - и она опустила голову, но цесаревич всё же заметил сверкнувшие в её глазах слёзы.

   - Ириша, ты что, жалеешь? Ты хотела бы всё вернуть, всё забыть? Но это невозможно… - он тоже сел и взял её за подбородок, заставив поднять глаза. И едва Ира встретилась с ним взглядом, как тут же крепко-крепко обняла его за шею и расплакалась навзрыд:

- Нет, что ты, любимый… Я тебя никогда не забуду… И если бы время вдруг потекло вспять и кто-нибудь сказал бы мне - Ира, выбирай, - я бы не колеблясь поступила бы так же… Я ни о чём не жалею… Я буду помнить о тебе всегда, до самой смерти…

- Я тоже, девочка моя… Да и как можно тебя забыть? Забыть твои глаза, твой звонкий голос, твой смех?.. - шептал Никс, покрывая её лицо поцелуями. - Я тебя никогда не забуду… И я хочу, чтобы у тебя осталась память обо мне… Вот, возьми… - и с этими словами он снял с себя и надел на шею ей небольшой медальон на тонкой цепочке. - Это образ Владимирской Божьей Матери. Мне давным-давно его подарила матушка. Взгляни, там на обороте моё имя. Она сказала, что этот образок охранит меня от всех бед. А теперь я хочу, чтобы он защитил тебя…

- Спасибо… - прошептала Ира, он потянулся к её губам, и испепеляющее сердца и сжигающее души пламя страсти разгорелось с новой силой…

   Когда через полчаса Ольга открыла дверь своей комнаты и на пороге увидела сестру, она всё поняла без слов. А слова и не были нужны - одного взгляда в её горящие счастьем глаза было достаточно… Да к тому же, от Оли не укрылось то, что Ирина и Николай после танца исчезли словно растворились в полумраке, царящем в углах залы, и так и не появились… В три часа ночи закончился маскарад, а их всё не было. До самого утра Оля так и не сомкнула глаз, поджидая сестру - мало ли что с ней могло приключиться в тёмных коридорах Зимнего… Девушка до сих пор помнила свой первый бал - если бы не Антоша, одному Богу известно, чем бы всё это закончилось… Конечно, голос разума настойчиво шептал Ольге, что, раз Ирина и Николай исчезли вместе, то, значит, и после не расставались, а значит, беспокоиться не о чем, хотя… Как же тут не беспокоиться? Если Ира, её по уши влюблённая в наследника, хоть и тщательно, но безуспешно, скрывающая это от всех, сестрица потеряла голову, упала в объятия Николая, то одному Богу известно, чем всё это кончится… Вот правду люди говорят - в тихом омуте черти водятся… Эта сумасбродка может всё бросить - и мужа, и семью, остаться здесь… А чего она добьётся? Станет второй Ольгой Калиновской, легенды о которой стали притчей во языцех среди фрейлин? Да нет, она не такая, у неё должно хватить ума… Хотя любовь порой не только делает людей слепыми, но и лишает разума…

   - Ирочка! Куда ты пропала? - воскликнула, сама, впрочем, не зная, зачем, Ольга.

- Оленька, милая, не говори ничего! - ответила Ира, входя в комнату. - Я попрощаться пришла, вчера не смогла этого сделать, - спрятала она глаза.

- Значит, ты уезжаешь, да? - переспросила Оля.

- Ну конечно! До свидания, сестрёнка, береги себя! - и княгиня заключила сестру в объятия.

- И ты, Ирочка, себя береги… Будь счастлива… И… возвращайся скорей! - Оля перекрестила сестру, украдкой вытерла навернувшиеся на глаза слёзы, и Ирина направилась к двери. Уже на пороге она обернулась:

- И ещё, Оля… На всякий случай… Вдруг Григорий или ещё кто-нибудь будет спрашивать, то я провела ночь у тебя, хорошо?

   Сколько раз Ирина вспоминала все события той безумной ночи и последовавшего за ней не менее безумного утра… Григорий так ничего и не заподозрил поверил жене на слово, что бал закончился так поздно, что она решила не будить его и осталась ночевать у сестры… А теперь осталось уповать на то, что и теперь он так же легко ей поверит. А он поверит, должен поверить должен…

   Но тут размышления сидящей у окна девушки прервал звук открывающейся двери.

- Иришка, я дома! - раздался голос Григория с порога, а через мгновение он уже входил в гостиную.

Ира поднялась ему навстречу:

- Здравствуй… А я ждала тебя. Гришенька, знаешь, я должна тебе что-то сказать…

- Да, я слушаю, радость моя! - улыбнулся он, но, увидев, как жена отвела взгляд, нахмурился, подошёл к ней, поднял её лицо за подбородок, заставил посмотреть в глаза. - Ну, что ещё случилось? Тебя кто-то обидел? Скажи мне…

- Нет, нет, всё в порядке… - Ирина отступила на шаг. - Дело вовсе не в этом, просто… Просто… Сейчас… Просто я жду ребёнка, - собравшись с духом, выпалила она, словно в ледяную воду с разбегу прыгнула, и устремила на мужа настороженный взгляд.

- Что? Что ты сказала? - переспросил Григорий, глаза которого уже заискрились радостью.

У Ирины отлегло от сердца:

- Да, да, милый, ты всё понял правильно! У меня… у нас, - исправилась она, - будет малыш…

 - Ирочка, Господи! - воскликнул он, подхватывая её на руки. - Красавица моя! Любимая, лучшей новости я в жизни не слышал! Как же я тебя люблю! Я ради тебя горы сверну!

   Он говорил всё это, крепко-крепко прижимая её к себе, кружа по комнате, а потом поставил её на пол, обвил её стан руками, зарылся лицом в её волосы и стоял так долго-долго, не говоря ни слова, наслаждаясь этими мгновениями счастья… Но если бы он посмотрел на жену, то несказанно удивился бы, настолько напряжённое и сосредоточенное выражение приобрело её лицо. А в душе Ирины бушевала целая буря чувств: «Господи, Гришенька такой хороший, такой заботливый, такой нежный… Он так меня любит… А я… Я так его обманываю… Он думает, что этот малыш у меня под сердцем - его, я сама ему об этом сказала, а он и поверил… Господи, а правильно ли я поступаю? Зачем его обманываю? Это нечестно по отношению  нему… Но, с другой стороны, ребёнку нужен отец, нужен любящий отец… Ведь Николай никогда им не станет, никогда не станет отцом моему малышу, никогда… Мы никогда не будем с ним вместе, нас слишком многое разделяет… И я никогда не скажу ему о ребёнке, никогда и ни за что, даже под пыткой… Да и зачем ему знать об этом? Нет, я сделала свой выбор. Пусть будет так, как суждено… Это мой грех, это мой крест, и я буду нести его до конца».

   И долго ждать не пришлось. На следующий день в полдень Ирина, что-то тихо напевая, расставляла безделушки на каминной полке, когда раздался стук в дверь. Она отперла. На пороге стоял друг Григория, тридцатилетний полковой капитан Теймураз Багратиони, потомок славного грузинского княжеского рода. Этот улыбчивый мужчина был душой полковой компании, всеобщий любимец, он чуть ли не каждый вечер бывал в доме Вяземских, и Ирина прекрасно знала его историю - и то, как он влюбился в красавицу Тамару, как женился на ней против воли родителей, потому что она была простолюдинкой, а они - потомки царского рода; как у них родились две дочери, старшая - Теона и младшая - София, как три года назад Тамара заболела чахоткой и за месяц растаяла на глазах… Знала, что дочери теперь воспитываются в Грузии у бабушки с дедушкой, видя отца лишь раз в году, во время его отпуска…

   - Здравствуйте, Тимур, проходите… - улыбнулась Ира.

Все называли князя просто Тимуром, потому что старинное грузинское имя Теймураз никак не хотело выговариваться у половины его однополчан.

- Здравствуйте, Ирина… - мужчина топтался на месте и нервно теребил в руках фуражку.

- Ну проходите же! - рассмеялась Ира.

- Ирина Алексеевна, сядьте пожалуйста… - попросил он.

- Что случилось? - спросила девушка, опускаясь в кресло.

- Мне очень жаль, но час назад Ваш муж на учениях упал с лошади и… - замолчал он, отводя взгляд, не смея взглянуть ей в глаза.

- И что? Что с ним случилось? Он ранен? - вскочила с кресла Ирина.

- Он… он… он умер… Он сломал себе шею… Мне очень жаль… - еле слышно ответил Теймураз.

   - О Господи! - прижала Ира ладонь к губам. - Не может быть… Нет… Я не верю… За что?!! За что?.. Это всё из-за меня… О Боже, ну почему он, почему? Почему ты та жестоко караешь меня, отняв его? Почему? Почему?!! - кричала она почти в истерике.

- Ирина, Ирина, успокойтесь! Я умоляю Вас! Вы ни в чём не виноваты! Это просто несчастный случай! - тоже кричал Тимур, схватив её за плечи.

- Нет, это я, это всё я… Ты ничего не знаешь, это из-за меня…Это расплата за мои грехи, за мои… - расплакалась Ира, спрятав лицо у него на груди, а он гладил её вздрагивавшие от рыданий плечи и шептал:

- Тише, тише, Ирочка… Всё будет хорошо, всё ещё будет хорошо, милая моя…

 

 

Глава 53. Пути Господни неисповедимы

 

   Светлана медленно приходила в себя. Всё тело ломило, болела шея, ныла щека… Но сознание было на удивление ясным, всё произошедшее во всех подробностях представало пред внутренним взором, и эти картины были столь пугающи, что девушка тут же распахнула глаза. Господи, где это она? Лежит в постели в какой-то большой комнате. Но только она никогда не была здесь… Даже не знает, в чьём доме находится… Что же это? Куда она попала?

   В окно заглядывали яркие лучи утреннего солнышка… Постойте, но ведь из дома она ушла после обеда, уже под вечер… Значит… значит она была без сознания всю ночь… Всю ночь она провела неизвестно где в чьём-то таинственном доме…

   Света откинула одеяло. Хорошо ещё, хоть платье было на ней, а накидку она заметила на стуле рядом с постелью. Первым порывом девушки было тут же бежать домой, но женская сущность победила, она подошла к огромному зеркалу и окинула свой отражение придирчивым взглядом. Платье, похоже, совсем не пострадало в потасовке, если не считать пары оторванных ленточек, а вот лицо… Синяк на скуле довольно заметен, хотя… Если немного припудрить и сменить причёску, опустив локоны на щёки… Решительным жестом Светлана вытащила из причёски чудом уцелевшие шпильки и заколки, позволив золотисто-рыжему водопаду кудрей упасть на спину, и только собралась направиться к выходу, чтобы как можно скорее выяснить, куда она попала и убраться отсюда подальше, как дверь, словно по волшебству, распахнулась…

   На пороге застыл молодой человек лет двадцати с небольшим, высокий, русоволосый, зеленоглазый… Он не сводил с девушки глаз, а Света изумлённо смотрела на него. Она могла поклясться, что никогда в жизни не видела этого мужчину, хотя в его чертах и было какое-то неуловимое сходство с кем-то… Но вот с кем?..

- Ну наконец-то Вы пришли в себя! - воскликнул он, входя в комнату. - Я так волновался. Уже собирался за доктором посылать… - и, поймав изумлённый взгляд девушки, он поклонился. - Позвольте представиться, князь Сергей Николаевич Растопчин. А Вы, если не ошибаюсь, Светлана Владимировна Корф? 

- Д…да, - изумлённо ответила Света. - А откуда Вы меня знаете?

- А я Вас и не знаю, - улыбнулся он. - Вас узнала моя кухарка, она сказала, что Вы - дочь моего соседа, барона Корфа.

- Вашего соседа? - Светлана уже ничего не понимала.

- Ну да, - ответил Сергей. - Ваши владения примыкают к моим с юга.

- Так, значит, это Вы купили поместье Андрея Платоновича Забалуева, - поняла вдруг Света, а потом рванулась к двери. - Господи, мне нужно домой! Меня же не было всю ночь! Там, наверно, все уже с ума сходят!

- Постойте, - удержал её за руку князь. - Я ещё вчера послал слугу в Ваше поместье с запиской, где сообщил, где Вы находитесь. Так что не волнуйтесь. Надеюсь, Вы позавтракаете со мной?

- Ну что ж, - улыбнулась девушка. - Я принимаю Ваше предложение, но лишь с условием, что Вы расскажете мне обо всём, случившемся вчера.

   Уже через десять минут Светлана сидела напротив Сергея за столом и, попивая мелкими глотками ароматный шоколад, слушала его рассказ… Вчера вечером, устав от занятий со счетами и планами поместья, князь решил прокатиться верхом. Но скакать по бескрайним полям ему скоро надоело, и он решил направить бег коня под сень вековых деревьев леса. Он медленно ехал по дороге, наслаждаясь тишиной и покое, когда вдруг уловил доносящиеся откуда-то издалека крики и звуки борьбы. Не колебаясь ни мгновения, Сергей пришпорил коня и направил его в ту сторону, откуда доносился шум. Уже издалека он заметил отчаянно отбивающуюся от двух бандитов девушку. На полном скаку он размотал притороченный к седлу хлыст и двумя точными  ударами свалил обоих мужчин на землю. Соскочив с коня, он освободил несчастную жертву, потерявшую сознание, связал бандитов и, подхватив девушку на руки, вновь забрался в седло и отправился с нею к себе домой.

   Вот так Светлана и оказалась здесь.

- Спасибо Вам большое, Сергей Николаевич! Вовек не забуду, что Вы для меня сделали, - тихо сказала Света.

- Ну что Вы… Я не мог поступить иначе, не мог оставить человека в беде. И вот ещё что - называйте меня, пожалуйста, просто Сергеем. Или Сержем… - и он осторожно коснулся её пальцев.

Света не убрала руки и, склонив голову набок, ответила:

- Хорошо, Сергей. Тогда и Вы зовите меня просто Светланой.

Он кивнул в ответ, и на следующие несколько минут повисло неловкое молчание. И Светлана, и Сергей делали вид, что всецело поглощены трапезой, не забывая, впрочем, украдкой бросать взгляды друг на друга.

   Света изучала лицо князя и никак не могла понять, кажется ли только ей, или действительно в его чертах есть какое-то отдалённое сходство с Викторией… Или это лишь игра воображения? Помнится, Андрей говорил, что у Вики есть брат, и его как раз зовут Сергеем… Но если это так, то, значит, она сидит за одним столом с лучшим другом своего мужа… О Господи…

   А Серж любовался девушкой, её сверкающими светло-карими, почти янтарными, глазами, изящным носом, алыми чуть приоткрытыми губками, пышными локонами, обрамляющими лицо… На неё хотелось смотреть снова и снова, не отводя взгляд, она казалась ангелом, сошедшим с небес на землю и озаряющим всё вокруг себя неземным светом… Он никогда не встречал такой смелой, такой отважной и, в то же время, такой красивой девушки. Как храбро она вчера сражалась, как отбивалась от двух огромных мужиков, даже ранила одного из них… А сейчас сидит и чуть смущённо улыбается, глядя на него исподтишка… Храбрая, очень храбрая девочка… И очень красивая, очень…

   Повисшее в комнате молчание прервала Светлана. Собравшись с духом, она, наконец, подняла на князя глаза:

- Серж, простите меня, пожалуйста, может быть, я покажусь Вам слишком любопытной, но… я слышала, что Вы долгое время жили за границей…

- О да, это так! - улыбнулся Сергей, обрадованный тем, что нашлась, наконец, тема для разговора. - Даже больше скажу - это мой первый приезд в Россию за последние семнадцать лет. Но я не забыл свою Родину, и вот теперь вернулся навсегда.

- И как же Вам удалось сохранить любовь к России, прожив почти всю жизнь за границей? - спросила Света. - Мне довелось побывать там. В Европе совсем другая жизнь, совсем другой мир…

- Да. Вы правы… Но и Россию забыть невозможно. Вы знаете, Светлана, меня постоянно окружали люди, постоянно напоминающие мне о нашей с Вами общей Родине, - ответил князь. - Я удивляюсь, почему Виктория, общаясь с теми же самыми людьми, так не любит Россию…

 - Виктория? - переспросила Света, понимая, что, похоже, не ошиблась, похоже, интуиция снова не подвела её.

- Ну да, Виктория. Разве я не говорил Вам о ней? - удивился Серж, но, увидев, что девушка отрицательно покачала головой, поспешил объяснить. - Это моя младшая сестра. Ну, младшая - это слишком громко сказано, всего на каких-то полчаса позже меня на свет появилась. Мы близнецы.

        Эти последние слова князя решили всё. Всё сходилось, таких совпадений просто не бывает. Так вот, значит, он какой, тот самый Сергей Растопчин… И правда, совсем не похож на Вику, они разные, словно небо и земля. Она - бушующее пламя, он - само ледяное спокойствие, по крайней мере, на первый взгляд…

А Сергей тем временем продолжал начатый разговор:

- К тому же, мой лучший друг, с которым мы вместе учились, постоянно говорил со мной о России. Именно благодаря ему я и не забыл родной язык, - улыбнулся он, не в силах отвести от девушки взгляд.

- Как интересно… - протянула Света, отводя упавшую на глаза прядь. - Как он, наверно, рад, что вы вернулись.

Она спросила это, а у самой сердце сжалось в щемящем предчувствии…

- К сожалению, он не сможет этого сделать… - нахмурился князь. - Незадолго до моего отъезда сюда сестра написала мне в Лондон, что Андрей пропал, пропал без следа…

- Андрей… - чуть слышно прошептала Светлана, почувствовав, как сердце вновь словно тисками сжимается. Но нет, она должна быть сильной, не должна сдаваться, должна жить дальше, должна начать новую жизнь…

   Но Сергей не успел заметить реакцию девушки на свои слова, потому что на пороге возник запыхавшийся растрёпанный мальчик.

- Барин, Сергей Николаевич, простите, Бога ради… - выпалил он.

- Что случилось, Митя? - поднялся со стула князь. - Да не робей ты, говори, что случилось.

 - Меня батя за вами послал, - сказал мальчик, смотря во все глаза на Светлану. - Жеребец-то Ваш снова чуть стойло своё не разбил. Вновь лютует, на волю хочет.

- Ну что ж, пошли, - Сергей отбросил салфетку и повернулся к Светлане. - Простите, я вернусь через пару минут.

- Сергей Николаевич, а можно мне пойти с Вами? - неожиданно для самой себя спросила Света и смущённо добавила. - Я очень люблю лошадей.

- Ну что ж, тогда идёмте! - и князь пропустил даму вперёд.

   Ещё только подходя к конюшне, они услышали громкое ржанье, стук копыт и треск ломаемых досок. Навстречу хозяину выбежал конюх Степан, отец Мити:

- Вот, Ваша милость, опять беснуется. И ничего поделать не могу…

Сергей, не медля, вошёл в конюшню, прихватив из бочонка у входа мочёное яблоко. Светлана вошла вслед за ним и обомлела. В стойле в углу конюшни вставал на дыбы огромный жеребец, чёрный, как ночь, огромный, как гора, и удивительно прекрасный. Насколько гордился своей конюшней барон Корф, но такого красавца у него отродясь не бывало.

   Серж сбросил сюртук прямо на пол и вошёл в стойло. Жеребец гневно заржал и стал перебирать копытами, но князя это ничуть не испугало, он протянул руку, похлопал его по холке, а потом наклонил его голову к себе и что-то зашептал в огромное ухо, продолжая похлопывать его по шее. И конь на глазах из беснующегося демона превратился в самое ласковое и послушное животное на свете, он ткнулся князю в плечо носом, и тот, поняв его без слов, протянул яблоко на ладони. Жеребец благодарно фыркнул и захрустел гостинцем.

   - Ну Вы, Сергей Николаевич, и чудеса творите! - воскликнул Степан, а Света робко дотронулась до руки Сергея:

- Можно?

Тот посторонился:

- Только осторожней, Светлана. Он чужих не любит.

- Меня он полюбит… Правда, хороший мой? - тихо спросила девушка, осторожно касаясь ладошкой морды животного. Конь сначала дёрнулся, а потом затих, успокоенный лаской, позволил провести себе за ухом, погладить по шее…

- Какой же ты красавец… - шептала Света. А Сергей стоял и не мог отвести глаз, стоял и смотрел, как тонкие девичьи пальцы путаются в шёлке иссиня-чёрной гривы, и волны нежности затопили его сердце.

- Буцефал… Его зовут Буцефал… - тихо сказал он, осторожно приобнимая девушку. - Так звали коня…

- …Самого Александра Македонского… - хором с ним закончила фразу Света, инстинктивно подаваясь навстречу ему… Сергей наклонился к ней, вдыхая сладкий аромат её волос, когда в конюшню вновь заглянул Степан:

- Прикажете запрягать, барин?

- Да, да, запрягай, - бросил тот через плечо, отстраняясь от девушки.

   Через четверть часа коляска, которой Сергей правил сам, остановилась у крыльца золотисто-жёлтого особняка Корфов. Едва Светлана ступила на землю, как на дворе раздался крик Марфы-прачки:

- Эй, Дуняшка, беги барыне скажи, что княгинюшка-то наша Репнина домой жива-здорова вернулась. Вот радость-то какая!

- Репнина?.. - только и смог вымолвить Сергей, изумлённо уставившись на Свету.

А она не успела ничего ответить, как на крыльцо выскочила Анна, причитая:

- Доченька, доченька моя! Слава Богу! - и неся на руках Настю.

Светлана обняла мать, схватила на руки и прижала к груди дочку, и лишь после этого обернулась к князю:

- Да, пропавший без вести князь Андрей Репнин - мой муж, а это, - кивнула она на малышку,  - его дочь.   

 

 

Глава 54. Ну почему вы лишь друзья?..

 

   Остолбеневший Сергей изумлённо переводил взгляд с Анны на Светлану, держащую на руках ребёнка, и обратно. Он уже ничего не понимал... В это трудно было поверить... Надо же - в такой огромной стране, как Россия, его угораздило встретить именно жену своего без вести пропавшего друга и... влюбиться в неё без памяти. Он понял, что влюблён, ещё вчера, вчера вечером, когда долгие полчаса просидел у её постели, любуясь на неё, лежащую без памяти, восхищаясь её совершенной красотой, каким-то неземным светом, словно бы излучаемым ею... От неё веяло таким теплом, такой добротой... А когда утором  он увидел её стоящей у зеркала с рассыпавшимися по плечам водопадом волосами цвета жидкого золота, он понял, что пропал окончательно, что покорён ею, распростёрт у её ног... Так вот, значит, она какая, кузина Андрея, о которой он так восторженно писал ему в той паре писем, что дошли князю Растопчину из далёкой России... Вот она, значит, какая... Ещё красивее, ещё лучше, ещё добрее, чем он мог себе представить... Неудивительно, что ради неё Андрей оставил Марину. Пани Поплавская никогда не нравилась Сергею, никогда не внушала ему доверия. Ему казалось, что именно из-за неё Виктория, любимая сестрёнка, и стала такой. Такой дерзкой, такой вызывающей, такой презирающей все нормы и правила, наконец... Нет, без сомнения, иногда это хорошие, полезные качества, но не для молодой девушки из высшего света, которой пристало быть мягкой и нежной, словно полураспустившаяся роза.

   Поток мыслей, нахлынувших на князя, прервал чей-то громкий возглас:

- Светлана! Господи! Как же мы волновались! Ты что же, совсем с ума сошла?

Но поток слов так же быстро прервался, как и начался, потому что Владимир, а это был именно он, заметил, наконец, молодого человека, застывшего рядом со Светланой.

- Мама, папа, я вам всё после объясню... - ответила на немой вопрос отца девушка. - Позвольте представить вам князя Сергея Николаевича Растопчина. Если бы не он...

- Ну что Вы, Светлана Владимировна... - смутился от столь откровенной похвалы князь. 

- А я ничуть не преувеличиваю, - улыбнулась в ответ Света, а потом продолжила ритуал знакомства. - Сергей Николаевич, а теперь разрешите представить Вам моих родителей - барон Владимир Иванович Корф и баронесса Анна Петровна Корф.

- Я так благодарна Вам, князь... - улыбнулась Анна. - И я надеюсь, что Вы станете частым гостем в нашем доме. 

   И Анна была права - отныне чуть ли не каждый вечер Сергей стал проводить у Корфов. Заезжал хоть на полчасика, пил чай в гостиной, рассказывал о делах, о планах по будущему преобразованию поместья и не сводил со Светланы глаз. Подобное не могло укрыться от окружающих, и Анна с Катей каждый раз при появлении князя начинали многозначительно переглядываться и тут же находили какое-нибудь неотложное дело, требующее их немедленного присутствия, и уходили, оставив Светлану и Сергея одних.

   А сколько раз бывало, что молодые люди засиживались допоздна, забыв о времени за разговорами... Они говорили обо всём на свете - о книгах, музыке, религии... Они могли разговаривать, шутливо спорить, тут же мириться... Могли в шутку начать драться, бросаться друг в друга диванными подушками... Словом, вели себя как двое маленьких детей. Зачастую Сергей сидел в расстёгнутом жилете и развязанном галстуке, а Света и вовсе с ногами на диване... Если бы их увидел кто-то посторонний, он счёл бы их поведение крайне неприличным, но все домашние уже привыкли. Они знали, что князь - сама честность и благородство, а Света, несмотря ни на что, видит в нём лишь хорошего друга, прекрасного собеседника, ещё одного старшего брата, наконец... Как-то само собой вышло, что она стала называть его просто Серёжей... А он довольствовался малым, но не терял надежды на большее...

   Однажды в одной из таких шутливых бесед князь предложил девушке научить её обращаться с настоящим оружием не хуже бравого вояки, а она, весело смеясь, согласилась. Каково же было удивление Сергея, когда на следующее утро Светлана появилась на пороге его дома и потребовала исполнения обещания. От одного взгляда на неё у Сергея зазвенело в ушах и предательски задрожали колени. Она была прекрасна... Видимо, тайком добралась до гардероба брата, потому что вместо платья или на худой конец, амазонки, она была облачена в свободную белоснежную рубашку и чёрные брюки, обтягивавшие её стройные ноги, в сапоги до колена с высокими каблуками...

- Ну и как я выгляжу? - задорно улыбнулась она, отбрасывая со лба светлую прядь.

- Просто великолепно... - охрипшим вдруг голосом ответил он. - Ну что ж, пойдём...

   Света оказалась очень способной ученицей. Уже через неделю упорных занятий она девять раз из десяти с тридцати шагов попадала из пистолета в цель, научилась метать ножи, а своими успехами в фехтовании не переставала удивлять Сергея. Раскрасневшаяся, прерывисто дышащая, с небрежно заплетёнными в косу пушистыми волосами она была так прекрасна, так притягательна... Сколько раз, скрестив с нею шпаги, пристально глядя в её сверкающие глаза, ощущая её дыхание на своём лице, он боролся с прямо-таки раздирающим его изнутри желанием отбросить клинки прочь, схватить её за плечи, привлечь к себе, обнять крепко-крепко, прильнуть губами к её полураскрытым губам, а потом... Впрочем, дальше этого "потом" он не позволял себе думать, а Света смотрела на всё это лишь как на очередную забаву, как на игру, как на прекрасный способ развеять скуку. К тому же, полтора-два часа в день нисколько не мешали общению с дочкой, напротив, умиление вызывала радостная улыбка малышки, когда мама по возвращении домой брала её на руки...

   Как-то раз в начале июля, когда Светлана вновь ушла с Сергеем в лес, Анна с Настюшей на руках сидела в гостиной и смотрела в окно. Мысли её вновь и вновь возвращались к дочери. Неужели Светлана не видит, как Сергей смотрит на неё, неужели не догадывается о том, как он к ней относится? А она... Как она себя с ним ведёт? Так же точно, как с Иваном. А ведь ей нужен рядом человек, на которого можно положиться, чьё-то сильное плечо, на которое можно опереться. Да, она любила Андрея, очень любила... И до сих пор любит. Настоящая любовь - она как яркая вспышка, озаряющая неземным светом жизнь и продолжающая светить до самого её конца, она вечна... Но нельзя же хоронить себя заживо, особенно если рядом есть такой прекрасный человек. К тому же, ребёнку нужен отец...

   Только позавчера от нас уехала Ирина. Бедная девочка! Вот ещё одна страдающая душа! Потерять мужа... А ведь она тоже ждёт малыша... Неудивительно, что те три недолгих дня, что Ира была здесь, они со Светой не расставались ни на минутку, даже спать ложились в одной комнате, и по ночам из-за плотно прикрытой двери доносились приглушённые рыдания... За что это нам? За что мучаются наши дети? Неужели не закончилось проклятье рода Долгоруких? Что стало с нами, тремя дочерьми Петра Михайловича? Каждая хлебнула горя, каждая... Мы с Соней потеряли зятьёв, а Лиза и вовсе сына... За что? Какие страшные грехи мы совершили, за что нам такая мука? Почему страдают наши дети, наши внуки?..   

   Настюша проснулась и недовольно захныкала, требуя к себе внимания. Бабушка принялась её укачивать, вполголоса напевая колыбельную, и сонные глазки крошки почти тут же сомкнулись, и она заснула крепким младенческим сном. А Анна смотрела на спящую внучку и понимала, что нужно что-то делать, нужно поговорить со Светой, постараться убедить её посмотреть на князя другими глазами... Но ведь Света упряма... И даже пример Ирины её не убедит... К исходу третьего дня пребывания княгини Вяземской в поместье приехал гость - князь Теймураз Багратиони, приехал за ней, чтобы сопровождать её домой, в Саратовскую губернию, в отчий дом... И Ира, смущаясь, призналась, что князь сделал ей предложение, а она приняла его... После окончания срока траура по Григорию состоится их свадьба... А ведь князь её по-настоящему любит, это сразу видно. И её, и ещё не родившегося ребёнка. Да и Ира к нему прекрасно относится, не влюблена без памяти, конечно, но всё же... А Света... Вот упрямица! Вся в отца, и чем старше становится, тем яснее это видно...

    Скрип двери вывел баронессу из состояния задумчивости. Она подняла голову и не поверила своим глазам - в дверях стояла Элен.

- Здравствуйте, Анна Петровна! Я приехала! - улыбнулась та.

- Здравствуй, Леночка, - Анна поцеловала сестру мужа в щёку. - Мы не ждали тебя так скоро.

 - А я приехала, сюрприз вам решила сделать, - ответила Лена. - О, а это Настенька, да? - спросила она, осторожно прикасаясь к головке малышки.

- Да, это наша Анастасия Андреевна! - с гордостью сказала Анна. - Хочешь подержать?

Лена осторожно взяла ребёнка.

- Какая хорошенькая! На Вас похожа! - умилялась она. - Какие же они славные - и Настюша, и Танюша... Я только что из Петербурга, два дня у Вани с Катей жила.

- Ну как они там? - спросила Анна. - Всего неделю назад уехали, а я уже соскучилась.

- Всё в порядке, все здоровы, - успокоила её Елена. - Привет Вам передавали.

   Передав внучку кормилице и велев приготовить чай, баронесса усадила Лену на диван:

- Ну рассказывай, как съездила... Как там всё в Париже? Все только к обеду вернутся, а я к тому времени умру от любопытства...

И Лена начала свой рассказ. Целых два месяца она прожила у дяди в Ницце, наслаждаясь весной  у моря, а потом уехала в Париж. Жила в оставшемся ей от матери доме, но почти всё время проводила у Натали.

   Частой гостьей была она и в доме Репниных. Михаил Александрович постоянно был занят в посольстве, а Елизавета Петровна, та и не смирившаяся с потерей, умирала от тоски в огромном пустом доме, и была очень рада видеть Лену. Даже известие о рождении внучки она восприняла без особой радости, настолько была удручена. К тому же, и выехать в Россию тотчас же они не смогли - Михаил никак не мог бросить дела без присмотра, и это стало ещё одним поводом для ссор, ставших частыми гостьями в доме Репниных...

   А у графа и графини де ла Мер, напротив, всё было просто великолепно. Столь грозная в письмах, донья Исидора на самом деле оказалась маленькой старушкой, в которой единственным грозным был голос, но даже когда она извергала проклятия в полном соответствии со своим испанским темпераментом, её глаза смеялись и излучали столько доброты, что воспринимать её слова всерьёз было просто невозможно. Наташу она полюбила с первого взгляда, а через месяц уже жизни без неё не представляла... А когда стало известно, что графиня ждёт ребёнка...

   - Как? Наташенька беременна? - вскричала Анна, вскакивая с дивана.

- Да, вот именно, - улыбнулась Лена. - Уже два месяца.

- Кто бы мог подумать? - рассмеялась Аня.

И в тот же миг в коридоре раздался взрыв смеха, со стуком распахнулась дверь, и в комнату вбежала Света. Лена изумлённо уставилась на неё, поражённая её мужским костюмом. А Светлана тоже застыла в дверях, а в следующий миг уже бросилась ей на шею:

- Лена! Леночка! Приехала! Вернулась!

А Лена смеялась вместе с ней до тех пор, пока не застыла, как громом поражённая, когда увидела входящего в гостиную князя Растопчина...  

 

 

Глава 55. Я в прошлое закрою дверь…

 

   Но не только Лена была поражена. Сергей тоже застыл на месте.

- Лена? Елена Васильевна? Вы ли это? - наконец выговорил он.

- Да, Сергей Николаевич. Это я… - ответила, потупившись, она, отстраняясь от Светы.

- Так вы знакомы? - изумлённо спросила Анна.

Лена лишь кивнула.

- Серёжа, а Лена теперь не Елена Васильевна Нелидова, а Елена Ивановна Корф. Она – моя тётя, родная сестра моего отца, - улыбаясь его растерянности, сказала Света.

- Как? Как это возможно? Я уже ничего не понимаю… - развёл руками князь.

- А Вы, Сергей Николаевич, к столу присаживайтесь, чайку с нами попьёте, мы Вам всё и расскажем, - указала Анна князю на место подле себя. – А ты, Света, иди переоденься, и тоже вниз спускайся. И как тебе не надоест в мужском наряде ходить?

- Мам, ты каждый день это спрашиваешь, - расхохоталась Света. – И каждый день я отвечаю, что в платье заниматься фехтованием крайне неудобно. Серёж, я скоро, не скучай, - и, улыбнувшись князю, она скрылась за дверью.

   Едва дверь за Светланой закрылась, Лена тоже поднялась.

- Простите, но я, пожалуй, тоже пойду. Устала с дороги.

- Иди, Леночка, отдохни. Я думаю, что твоя комната уже готова, - кивнула Анна.

Сергей поцеловал девушке руку:

- Я так рад, что вновь увиделся с Вами, Елена. Надеюсь, это не последняя наша встреча.

- Ну что Вы, князь. Леночка к нам навсегда приехала, здесь её дом. Правда, дорогая? - спросила Анна.

Девушка кивнула и, выдернув руку, чуть ли не бегом вышла из комнаты.

   Поднявшись к себе, девушка, не раздеваясь, упала на постель. Слёзы душили её. Господи, за что? Почему опять, почему? А она-то, глупая, думала, что покончила с той жизнью, ушла навсегда… Но нет, прошлое не отпускает, тянет назад, в бездну… Но почему, почему именно сейчас, сейчас, когда, казалось, началась новая жизнь, а всё плохое осталось где-то далеко-далеко, начало забываться, подёргиваться дымкой… Но нет, оно вернулось… Нет, кто бы мог подумать, что она здесь встретит Сергея?.. Вот правду говорят – чему быть, того не миновать…

    Сергей Растопчин… Всё началось почти пять лет назад, когда её, наивную семнадцатилетнюю девчонку, Виктория Растопчина, лучшая подруга ещё по пансиону, тем не менее, уже возведённая в ранг светской львицы и звезды Парижского высшего света, ввела в круг своих друзей, познакомила с Анри де ла Мер, с Андреем Репниным… А позже всех к ним присоединился высокий русоволосый молодой человек. Одного взгляда в его голубые глаза было достаточно для того, чтобы земля ушла у Лены из-под ног, она стояла и смотрела на него, не в силах отвести взгляд. А он улыбнулся всем, извинился за опоздание и поцеловал Викторию в щёку:

- Здравствуй, Викуля. Прости, что опоздал.

Лене показалось, что тысячи кинжалов вонзились в её сердце, разрывая его на части, этот молодой человек – любимый Вики, её подруги… О Боже…   

    Но бальзамом на её душу стали слова Виктории:

- Элен, хватит в облаках витать. Позволь представить тебе Сергея, моего брата.

Да, он был её братом, братом-близнецом, только вот незадача, он постоянно жил в Лондоне, в то время как она пропадала в Париже… Князь, конечно, приезжал к сестре, но так редко… Каждой встречи Лена ждала словно манны небесной, каждый раз обещала себе, что найдёт в себе силы и скажет ему о своих чувствах, но каждый раз, стоило ей только его увидеть, как она забывала все заготовленные заранее слова и только и могла, что краснеть, смущённо улыбаться и отвечать невпопад…

   А теперь… Господи, они же больше года не виделись, Лене начало казаться, что её любовь прошла, растаяла или, по крайней мере, схоронилась где-то глубоко-глубоко, на самом дне души… Но, как оказалось, это был самообман. Один взгляд на князя воскресил в душе всю бурю чувств, пробудил к жизни ураган эмоций, и всё началось сначала… Господи, зачем? Зачем ему было приезжать в Россию, почему он оказался соседом Корфов, не кого-нибудь, а именно Корфов? Что за насмешка судьбы?

   Радоваться бы надо, что он здесь, рядом, что можно видеть его каждый день и однажды набраться всё же смелости и признаться в своих чувствах, но… Ах, это извечное «но»… Но на этот раз этим «но» была Светлана. От Лены не укрылось, какими глазами князь смотрел на девушку, как ловил каждое её слово… Не нужно было быть гадалкой или ясновидящей, чтобы понять, что он неравнодушен к ней… О Боже… Почему, почему Светлана? Почему он полюбил её, а не другую?

   Лена в бессильной злобе стукнула кулаком по подушке и разрыдалась, не в силах больше хранить эту боль в себе. Горючие слёзы текли по щекам, от  рыданий дрожали плечи, но легче на душе почему-то не становилось… Не заметила она и Светланы, застывшей в дверях… Света постояла-постояла, да и ушла, не решившись войти. Она как никто другой знала, что иногда нужно просто выплакаться, просто облегчить душу. Пусть Лена поплачет, а когда успокоится, если захочет, сама всё расскажет.

   Но Лена так и не рассказала, а Света так и не спросила – не до этого ей было – дочка заболела. Целый день Настя ничего не ела, только и делала, что плакала жалобно. Ближе к вечеру Светлана решила наконец снова отправиться в избушку, чтобы среди множества травок, которые много лет собирала бабушка, найти те нужные, а заодно и посмотреть рецепт лечебного отвара в огромной толстой книге, в которой записывала в последние годы Сычиха все свои знания, чтоб передать внучке, чтоб не сгинул её дар, остался и после её смерти…

      Едва Светлана вышла из дома, погода испортилась, поднялся ледяной ветер, невесть откуда набежали тучи, где-то вдалеке загрохотал гром, засверкали молнии… Последние три сотни шагов до полянки, на которой стояла избушка, Светлана сделала уже под дождём, а едва переступила порог, как он хлынул стеной.

   Девушка уже давно отыскала нужный травяной сбор, давно прочитала всё, что хотела, в книге, а гроза всё не кончалась. Ну не сидеть же без дела! Раз из дома выйти нельзя, значит, нужно придумать себе занятие. И Света растопила печку, собираясь прямо здесь сварить отвар по бабушкиному рецепту. Через пятнадцать минут в русской печке, сложенной в углу, уже весело потрескивал огонь, разгоняя полумрак в комнате, а в чугунке бурлило варево, которое Светлана помешивала деревянной ложкой.

   А буря всё бушевала и бушевала, не собираясь, похоже, прекращаться. Ветер свистел в щелях, молнии озаряли всё вокруг призрачным светом, гром грохотал так, что закладывало уши. Казалось, что самый центр грозы расположился здесь, над этой маленькой полянкой.

- Господи, да кончится она когда-нибудь или нет? – вслух спросила девушка, всплеснув руками. – Меня ж дома потеряют, опять подумают, что со мной что-то приключилось!

   Внимание девушки привлёк лай где-то снаружи. Она выглянула в окно и, к своему удивлению, увидела на улице своего любимого спаниеля Лаки. Мокрый с ног до головы, с потоками воды, стекающими с длинных ушей, пёс сидел как раз напротив окна и громко тявкал.

- Ах ты мой маленький! Как ты сюда попал? Как ты из дома-то сбежал? - спросила она, направляясь к двери, чтобы впустить собаку в дом.

Не успела она дотронуться до задвижки, на которую предусмотрительно закрыла дверь, помня о былом нападении, как очередной порыв ветра, сильнее предыдущих, засвистел в трубе, что-то ухнуло, и в тот же миг пламя вместе с раскалёнными углями и полусгоревшими поленьями выбросилось в комнату, случайно попав на невесть как оказавшийся у печки соломенный тюфяк, вспыхнувший в тот же миг.

       - Боже мой! - вскричала Светлана, подбегая к печке и выливая на огонь целое ведро воды, стоящее под рукомойником, но куда там…

Пол, сделанный из сухих смолистых сосновых досок, уже занялся, пламя расползалось во все стороны, наполняя комнату едким дымом. Света схватила с кровати покрывало, постаралась сбить огонь, но всё тщетно. Вокруг всё пылало. Поняв, что всё бесполезно, она бросилась к двери. Но тут вновь полыхнула молния, полыхнула так ярко, что осветила всё вокруг, раздался ужасный треск и девушка, обернувшаяся к окну, увидела, как прямо на дом падает огромный дуб, в который и угодила молния.

   Вскрикнув от ужаса, ослеплённая вспышкой, оглушённая грохотом, Света толкнула дверь и поняла, что дерево, падая, припёрло её. Всё, она в ловушке. Выхода нет. Окошко слишком маленькое, не выбраться при всём желании… Со всей ясностью она поняла это. Она в западне. А пламя всё ближе и ближе, в комнате с каждым мгновением становится всё жарче, от дыма слезятся глаза и першит в горле… А за окном надрывается в бешеном лае Лаки… Прощайте все, прощайте… Андрюша, я иду к тебе…

   Уже теряя сознание от дыма и жары, Светлана услышала, как трещали, ломаясь, доски, а в следующее мгновение дверь с грохотом упала в комнату. Сильные руки подхватили падающую девушку, понесли наружу…

   Сергей Растопчин, возвращаясь домой под проливным дождём, был привлечён шумом, производимым падающим деревом, и из чистого любопытства направил бег Буцефала в ту сторону. На полянке он увидел избушку, как раз на которую и упало дерево, а из окна валил дым. А под окном, к своему ужасу, увидел воющего и скребущего стену Лаки, любимца Светы. Ни секунды не колебаясь, он соскочил с коня и понёсся к двери дома. Трёх сильных ударов плечом хватило для того, чтобы старенькая дверь слетела с петель, и он вбежал в заполненную клубами дыма комнату. А у двери стояла ОНА и смотрела на него расширившимися от ужаса глазами, а потом вздохнула и упала без чувств.

   Подхватив Свету на руки, он вынес её на улицу, бережно положил на траву… Она вздохнула , закашлялась, открыла свои янтарно-зелёные глаза и тихо прошептала:

- Серёжа… Ты снова спас меня…

- Тише, ничего не говори… - улыбнулся он, стирая пятна сажи с её щёк.

Она чуть повернула голову, позволив его ладони скользнуть по щеке… Сергей поднял девушку с травы, прижал к себе, стал покрывать быстрыми поцелуями её волосы, лоб, щёки, глаза… Пару раз невесомыми поцелуями коснулся губ, а потом взял её лицо в ладони:

- Света, Светочка… Я люблю тебя… Согласись стать моей женой, согласись – и сделаешь меня самым счастливым человеком на свете…

А Светлана подняла на него потемневшие вдруг глаза и еле слышно ответила:

- Да…

- Ты никогда не пожалеешь об этом, я обещаю… - прошептал Сергей, припадая к её губам со всей сдерживаемой до сего момента страстью…

   А потом они возвращались домой по ожившему после дождя лесу, наполненному перезвоном падающих с листьев на землю капель… Она сидела в седле впереди его, положив голову ему на грудь, прикрыв глаза… Ну что ж, она не будет бросать слов на ветер… Пора жить дальше… Пора понять. Что жизнь не закончилась там, на дороге в Польше… Пора закрыть дверь в прошлое и жить сегодняшним днём. А сегодня рядом с ней Сергей…  

 

 

Глава 56. Прозрение.

 

   В середине лета княжна Виктория Николаевна Растопчина, устав от духоты и пыли  раскалённых солнцем улиц Парижа, устав каждый вечер умирать от скуки на балах и приёмах, устав от ухаживаний бесчисленного множества кавалеров, из которых лишь немногие были удостоены её общества, а ещё меньше побывали, всё-таки, в её постели, собралась и отправилась в Польшу, в гости к своей подруге Марине. Это было совсем в духе Виктории – сорваться с места, бросить всё и, не говоря никому ни слова, отправиться куда глаза глядят… Может быть, это в ней говорила кровь прабабушки-цыганки, а может быть, просто такой у неё выработался характер - с детства ограничиваемая бабушкой, девушка жаждала свободы, а получив её, наконец, наслаждалась ею в полной мере.

   Можно легко представить себе удивление Марины, когда однажды утром во двор замка въехала карета, и из неё появилась улыбающаяся Виктория.

- Ну, здравствуй, подруга, - сказала она, сразу же заметив застывшую на пороге Марину. – Долго же я до тебя добиралась! И как ты только в такой глуши живёшь, как от скуки-то не умерла до сих пор?

- Да привыкла я, привыкла. Ко всему привыкнешь, коли нужда будет, - рассмеялась Марина, спускаясь с крыльца и подходя к девушке. – Ну, здравствуй, Вика. Надолго ко мне?

- Да не знаю, посмотрим… Как заскучаю по Парижу, так вернусь. Хотя, думаю, это будет не скоро… - томно протянула Вика и, открыв белый кружевной веер, принялась им обмахиваться, окидывая подругу придирчивым взглядом.

   Нет, что ни говори, а Марина не производит впечатления женщины, с головой поглощённой заботой о доме и муже… Да Марина никогда такой не будет, характер не такой. Да и мужа-то, судя по её письмам, дома почти не бывает. Вика так толком и не видела пана Вацлава. Ну подумаешь, встречались пару раз года два назад на балах в Париже… Так она же не знала, что этот сорокалетний польский великан станет мужем её лучшей подруги, а значит, и внимания на него не обращала. Ну не в её вкусе он был. Вике всегда нравились страстные молодые красавцы, вот такие, как Анри или Анатоль, например…

   Нет, что ни говори, князь Анатоль был самым лучшим её любовником, и она уже даже подумывала принять его предложение и выйти замуж, но… Уланский полк, в котором служил князь, был переведён в Индию, а чтоб Виктория Растопчина покинула все прелести цивилизации, уехала куда-то на край земли? Да ни за какие богатства мира!

   С приездом Виктории мирная жизнь для обитателей замка закончилась. Если Марине до всего этого не было дела, она пустила всё на самотёк, жила лишь от одного посещения комнаты в башне до другого, то княжна Растопчина исправила эту оплошность. В первый же день она наведалась и на кухню, и в людскую, распугала горничных и устроила им разнос из-за того, что обнаружила под фарфоровой статуэткой на каминной полке тонкий-претонкий слой пыли.

   Но если все замковые слуги отныне ходили на цыпочках и говорили лишь шёпотом, то Марина менять свой распорядок не собиралась, всё так же пропадая у Андрея. И это, естественно, не укрылось от внимания Виктории. Она заметила, что каждый вечер Марина удаляется в свою спальню, а утром почему-то спускается с лестницы, ведущей на третий этаж, хотя её спальня находится на втором, и днём куда-то надолго пропадает…

   А всякий раз возвращается довольная, улыбающаяся, глаза так и сверкают… Вся так и светится счастьем. Странно, очень странно. Пару раз Виктория заговаривала с подругой на эту тему, но всякий раз Марина обрывала её и довольно-таки грубо намекала, что это не её дело… Пару раз Вика поднималась по этой самой винтовой лестнице в башню, стояла у толстой окованной железом дубовой двери, пыталась открыть её, но тщетно… Как-то раз она услышала доносящийся оттуда тихий мужской голос, и последовавший за ним звонкий смех Марины, из чего заключила, что наткнулась на место тайных свиданий Марины с любовником. Но почему они избрали для этого такое место, как самая вершина башни? Не проще было бы подыскать какой-нибудь домик неподалёку? И почему Марина ничего не рассказала? Неужели перестала доверять подруге, единственному оставшемуся в живых после смерти зимой пана Поплавского, человеку, знавшему её самую большую тайну, тайну её рождения?

    Даже Андрей из своей комнаты уловил перемены, произошедшие в замке. Из огромного окна он видел, как приехала гостья, только лица так и не смог разглядеть, видел, как порой она быстрым шагом проходит по двору, как отдаёт приказы слугам… Как-то раз он спросил у Марины, кто та девушка, на что она нахмурила брови, стукнула его по руке и, надув губки, попросила не задавать глупых вопросов. Правда, потом сжалилась и сказала, что это её давняя подруга приехала погостить.

   Одно удивляло Андрея – почему Марина никак не хочет выпустить его из этой комнаты, почему, уходя, запирает дверь на ключ. Сначала она отговаривалась тем, что он ещё очень слаб, но теперь-то он полностью здоров, нога зажила и даже почти не болела, он лишь стал чуть заметно прихрамывать. Да и болезненная бледность и худоба прошли, одежда перестала болтаться на нём, а мышцы вновь забугрились под рубашкой. Так почему же она его не выпускает?

Однажды утром Марина появилась лишь на минутку, чтобы принести ему поесть, а потом убежала, пообещав вернуться к обеду. Через несколько минут князь услышал цокот копыт по брусчатке двора. Он подошёл к огромному окну. Там, далеко внизу, Марина и её подруга восседая на великолепных лошадях, как раз пересекали замковый мост. Оказавшись на лугу, они пришпорили коней и унеслись вдаль, вскоре скрывшись за лесом. Князь бы отдал всё на свете, чтобы оказаться на их месте, ощутить, как всхрапывает конь, как пахнет мокрая от росы трава, как свежий ветер хлещет по щекам…

   Вздохнув, он отвернулся от окна, скользнул взглядом по комнате. Взгляд зацепился за огромный шкаф, стоящий в углу комнаты. Один из его ящиков всегда был заперт и, как Андрей ни разыскивал ключ, его нигде не было, от всех других был, а именно от этого – нет… А теперь этот самый ящик был приоткрыт… Любопытство одержало верх, князь подошёл к ящику и выдвинул его. Там лежал костюм – чёрные брюки и такой же сюртук, только почему-то порванные, мятые, местами обгоревшие. Андрей достал сюртук, развернул. Из внутреннего кармана выпала и упала на пол небольшая книжечка в кожаной обложке.

   Андрей поднял её и принялся перелистывать страницы, присев на краешек постели. Тонкие листочки с шелестом перелистывались, а за ними следовали ещё и ещё, и все сплошь исписанные мелким убористым почерком. И это, похоже, его почерк… Почему он так решил, он сказать не мог, потому что со дня болезни ни разу не брал в руки перо, да его и не было в этой комнате, просто что-то подсказывало – это я писал, это моя рука выводила эти строки… Но даже мысли прочесть написанное у Андрея не возникало, он просто лихорадочно перелистывал страницы всё дальше и дальше словно искал что-то…

   И нашёл. Между страниц лежал вчетверо сложенный листок бумаги. Он взял его, развернул. Карандашный рисунок… На атласных подушках возлежит прекрасная одалиска в полупрозрачных одеяниях, запустив пальцы в роскошные кудри, среди которых переливается огромная звезда… Лицо прикрыто газовой вуалью, а над нею сверкают глаза, бездонные, как омуты… Андрея смотрел, и не мог наглядеться. Где-то он её уже видел, видел, видел…

   Вдруг словно ветер подул, комнату заволокло мраком, послышался чей-то звонкий смех… А потом тьма рассеялась, и Андрей вдруг увидел сидящую с ногами на подоконнике и весело смеющуюся, запрокинув голову, эту самую девушку… А вот снова она, кружится с ним в вихре вальса, улыбаясь украдкой… И вновь она сидит на веранде огромного белого дома под зелёной крышей… И вот качается на качелях в саду и зовёт его:

- Андрюша, милый, иди сюда…

А потом всё вокруг вновь заволокло туманами, как это случалось не раз в его снах, и сквозь эту пелену к нему вновь направился призрачный силуэт. Вновь зазвучал в ушах тихий шёпот… Тень приближалась всё ближе и ближе, всё яснее и яснее вырисовывалась её точёная фигурка, её пышное белое платье, сплошь усыпанное алмазной пылью, её золотистые кудри, волнами спадающие на плечи, бриллиантовая диадема, сверкающая в волосах… Она простёрла к нему руки и вдруг заговорила тихим голосом:

- Андрюшенька, милый, я до сих пор жду тебя… Вернись ко мне… Вернись… Вернись…

 Последний клок тумана унёсся прочь, открыв взору князя прекрасный лик незнакомки…

   Андрей шагнул к ней, протянул руки, коснулся её трепещущих пальцев…

- Я знала, что ты придёшь… - улыбнулась она.

- Как же долго я искал тебя, Светлана… - прошептал он в ответ, и в тот же миг у неё за спиной вспыхнул свет, такой яркий, словно разом взошла тысяча солнц, он жёг глаза, казалось, проникал в самое сердце. Князь отшатнулся. Закрыв лицо руками, и тут же видение исчезло.

   Он по-прежнему сидел на краешке постели, сжимая в руках рисунок… Когда Андрей немного пришёл в себя, он ещё раз всмотрелся в портрет.

- Светлана… Света… Светочка… - прошептал он, нежно обводя пальцами контуры её лица, и вдруг словно вспышка молнии пронзила его мозг, и он вспомнил, он вспомнил всё.

Вспомнил всё, что так давно не давало ему покоя. Нашёл ответы на все вопросы… И всё стало ясно – и почему он не может выйти отсюда, и то, почему Марина так печётся о нём… Не нашёл он ответа лишь на один вопрос, но ответ на него могла дать лишь она, лишь Марина…

  Когда через полчаса пани Вансович поднялась в комнату на башне, Андрей нахмурившись сидел за столом. При её появлении он поднялся:

- Что это значит, Марина? По какому праву ты держишь меня здесь? И где моя жена, княгиня Светлана Владимировна Репнина?

 

 

Глава 57. Тайны Марины.

 

    Едва услышав эти слова, Марина так и застыла на пороге:

- Андрюша, что… что ты сказал? - наконец с трудом выговорила она.

- То, что слышала, - сказал, как отрезал, он. – И не смотри на меня так, не строй из себя наивную дурочку. Я всё вспомнил.

- Всё? - осторожно спросила она.

- Всё, - кивнул Андрей. – Всю свою жизнь, с самого рождения. Даже больше тебе скажу – я вспомнил, как после того, как что-то взорвалось впереди кареты, уже после того, как я очнулся и, превозмогая боль, открыл глаза, я увидел, как меня везут куда-то на телеге те самые мужики, которые достали меня из огня. Одного я сразу узнал – это он следил за нами у гостиницы, это его я потом мельком видел у табора… А рядом со мной сидела ты и держала меня за руку.

- Ну вот видишь, я спасла тебя… Я ничего не знаю… - Марина была сама невинность.

- Не рассказывай мне сказки! – стукнул князь кулаком по столу. – Да, может быть, ты и спасла меня, но сначала сама всё это и подстроила. Я точно уверен, этот мужик – твой конюх, я пару раз видел, как он выводил тебе коня, ещё там, в Париже… Я удивляюсь, как я тогда его не узнал…

- Ну конечно! – рассмеялась Марина. – Как бы ты его узнал, если ты только о ней и думал, и больше ни о ком?

- Да, только о ней. Я и сейчас только о ней и думаю. Где она, где Светлана, что ты с ней сделала? - Андрей схватил девушку за плечи и сильно встряхнул.

- Пусти меня! – закричала Марина, но он и бровью не повёл, напротив, ещё крепче сжал пальцы на её плечах. – Я понятия не имею, где она теперь! Убралась, наверно, в свою Россию, если у монашек не осталась, которые её лечили.

- Каких ещё монашек? Говори!!! - заревел Андрей страшным голосом.

- Да есть тут монастырь неподалёку. Марта, служанка моя, говорила, что девку твою туда отвезли, - ответила Марина.

- Не смей говорить так о ней, - покачал головой князь. – Я немедленно еду туда. Где это?

- А ты никуда не поедешь. Я не пущу, - Марина с ледяным спокойствием заглянула ему в глаза, но князь понял, что это спокойствие показное, внутри Марины так и клокочет ярость…

Что ни говори, а за эти два года, что они знакомы, он довольно хорошо узнал её для того, чтобы понять, что с нею доверять своим глазам и ощущениям нельзя… Она любит играть, успокаивать, опутывать своими сетями, а потом вдруг наносить исподтишка смертельный удар… Ну что ж, Марина, ещё посмотрим, кто кого…

   - Но зачем, Марина, зачем тебе это? – тихо спросил Андрей, осторожно дотрагиваясь до её руки. Он решил обернуть её собственное оружие против неё же, воспользоваться её же методами, заставить змею погибнуть от собственного яда…

- Зачем? Да потому, что я люблю тебя и никому тебя не отдам! - сверкнула она глазами.

- Даже законной супруге? - так же тихо спросил Андрей.

- Даже ей, - кивнула Марина. – Она отняла тебя у меня, она разрушила мою жизнь и поплатилась за это… Жаль, что с ней всё в порядке, я бы радовалась, если бы она жизнью заплатила за то, что украла… Да и любит ли она тебя вообще, скажи мне? Если бы любила, то всю бы Польшу пешком обошла, в каждый дом постучалась, под каждый камень бы заглянула… Но тебя бы нашла… Я бы так и поступила. Я для тебя жизнью бы своей пожертвовала, в ад бы спустилась…

- А это, Марина, и незачем, - прервал её тираду Андрей. – Ты и так нам ад устроила на земле…

- Не говори так, Андрюшенька… - Марина обняла его, положила голову ему на грудь. – Мы ещё будем счастливы… Здесь, вместе… Забудь её, я твоя судьба.

- Нет, Марина, - отстранился Андрей. – Ты вся ненавистью и пылаешь. А на этом счастья не построить. Ну что я тебе сделал, что? За что ты так со мной?

   - Это не ты… - вдруг всхлипнула Марина. – Это она, это всё она… Это она отняла тебя у меня… Все они такие… Она должна была страдать…

- Но почему, Марина, почему? - продолжал спрашивать Андрей. 

- Да потому, что она Корф!- от крика Марины зазвенели стёкла.

Вот чего-чего, а уж этого Андрей никак не ожидал услышать. Чтобы причина столь сильной ненависти была лишь в этом? Нет, как-то это всё слишком странно…

- Марина, я ничего не понимаю. При чём тут то, что она Корф? - Андрей опустился на краешек постели, потому что дальше выносить этот бессмысленный разговор на ногах был не в силах – от всего этого голова шла кругом, а то ли ещё будет…

   - А при том, милый мой, что её отец – Владимир Корф, человек, которого я мечтаю видеть лишь в одном месте – в аду, - Марина уже успокоилась и опустилась на постель рядом с Андреем.

- А тесть-то мой тут причём? - удивлённо посмотрел на неё князь.

- Да всё при том же, - отмахнулась Марина. – Если бы не он, всё в моей жизни было бы иначе, всё сложилось бы совсем не так…

- А как? Расскажи мне… - Андрей пристально посмотрел на неё.

- Ну что ж… - кивнула она.  – Может быть, тебе действительно лучше узнать, с кем ты спутался, с какой семьёй породнился. Так слушай же… - и Марина начала свой рассказ.

   - Знаешь, Андрюша, а я лгала тебе, я с самого начала лгала тебе. Вся моя жизнь, всё то, что я тебе рассказывала – лишь сказка, лишь красивая сказка, которую я сама себе придумала и… поверила в неё. Я никакая не дворянка, Андрей… Разве что наполовину, но от этого не легче, потому что это далеко не лучшая моя половина…

   Моя мать, Андрюша, была крепостной. Да-да, ты не ослышался, крепостной… Крепостной с благородным именем – Аполинария. Хотя всё её называли просто Полиной… А знаешь, почему ей дали такое имя? В честь одеяла, потому что на одеяльце, в котором её нашли у порога, была буква «А» вышита, вот кухарка старая и решила, что раз «А», то пусть Аполинарией и будет. Крепостной моя матушка была… А хозяином её барон Корф, отец тестя твоего разлюбезного был. Уж хлебнула она с ним горюшка… И работать по-чёрному заставлял, и скот пасти… Талант был у неё – в театре играть, так ей в крепостных постановках всё роли служанок немых давали, а то и вовсе лишь сцену мести заставляли. А роли все лучшие барон для Анны берёг, крепостной своей другой. Любил он её без памяти. И чем она только его приворожила? И его, и сына, Владимира Иваныча… Оба с Аньки  глаз не сводили, пылинки с неё сдували, а до Поли, маменьки моей, дела никому никакого не было.

    Так она горе мыкала, пока однажды удача ей не улыбнулась. Князь Пётр Михалыч Долгорукий, дед твой, дочь свою пропавшую Анастасию разыскивал, а примета одна-единственная была – одеяльце детское, на котором в уголке буква «А» вышита… Встретил он матушку мою, дочерью признал, да в дом к себе забрал. Да не было ей только там житья – княгиня да сёстры названные покоя ей не давали… Лишь князь один её любил, души в ней не чаял, и наследства половину отписать хотел… Уж и документы были готовы, да принёс чёрт ведьму с Лысой горы, да открыла она всем, что мать моя никакая не Долгорукая, а подкидыш безродный. А княжной-то потерянной Анна оказалась. Всё ей – и богатство, и власть, любовь, а матушке моей, горемычной, ничего.

   Выставили её из дому, и подалась она в Петербург, в театр устроилась. Правда в актрисы без связей да влияния не получилось, так она сцену подметать взялась, привычное это для неё дело-то было, а потом попривыкли к ней, режиссёр ей и в массовке роли давать стал… Ну, она с ним ласкова была, так и роли побольше да позначительней получать стала. Не главные, конечно, но она и тем довольна была – не каждая бывшая крепостная на сцену Императорского Театра выходит да аплодисменты срывает иногда…

   Тогда-то батюшка мой, князь Ян Поплавский, её и приметил, и влюбился без памяти. Цветы ей всё дарил, стихи читал, в коляске по Невскому катал… Мама ему взаимностью отвечала, нравился он ей – молодой был, красивый и, главное, знатный. Поэтому когда он её с собой-то в Польшу ехать позвал, она и согласилась. Говорил он ей: «Вот приедем, там я и женюсь на тебе. Чтоб ребёночек-то наш в браке родился». Мама и поверила, и поехала… Поселил он её в маленьком домике в укромном тихом местечке, каждый день к ней наведывался, но строго-настрого запретил к усадьбе барской близко приближаться. Она диву давалась, но вопросов не задавала. Это уж после, когда она уже дни последние на сносях дохаживала, узнала, что женат соколик её, что жена у него и трое ребятишек в барском доме на холме живут.

   Только батюшка-то мой  хорошо ко мне относился, всё подарки дарил да сладости всякие привозил, пару раз в дом свой приводил, с братом и сёстрами знакомил… А как не стало его, так жизнь наша с матушкой привольная и закончилась. Пять лет мне было, когда утонул он. На следующий день после похорон пани Луиза, супруга его, появилась на пороге нашего домика и велела убираться отсюда подальше. Никогда не забуду, как они с мамой кричали друг на друга, а я забралась под одеяло, закрыла уши руками и тихо плакала…

   Тогда-то мы и перебрались в какую-то полуразвалившуюся хибару. Неудивительно, что мама вскоре заболела и поняла. Что уже больше не выздоровеет. Тогда-то она и рассказала мне всю правду, без утайки. Ей оставалось совсем немного, когда вдруг как гром среди ясного неба на пороге нашей избушки возник Владислав Поплавский, старший брат моего отца. Он как раз гостил в поместье, и в пылу очередной ссоры, на которые она была мастерица, Луиза и рассказала ему о побочной дочери брата, обо мне…

   После смерти мамы дядюшка забрал меня к себе и воспитал как родную дочь. Детей своих у него не было, жена давно умерла, так что я стала его единственной отрадой. Он и наряжал меня как принцессу, и учителей лучших нанимал, и в Европу возил… Делал всё, чтобы я забыла то, кем я являюсь на самом деле, но этого я не забуду никогда… Как и имён всех тех, кто повинен в смерти моей матушки. И Корфов твоих прежде всего!

    Марина закончила рассказ и нервно заходила по комнате. Её волосы развевались в разные стороны. Глаза горели каким-то фанатичным огнём, она была похожа на разъярённую фурию…

- Боже мой, да она безумна! - пронеслось в голове у Андрея.

Он подошёл к ней, постарался успокоить, усадить в кресло, но куда там? Она вырвалась из его объятий, отбежала к противоположной стене, как раз к огромному окну от пола до самого потолка, и оттуда закричала ему:

- Не смей, не смей меня трогать! Ты такой же точно, как они! А я-то думала, что ты другой! Нет, все вы одинаковые – думаете только о себе, а до чувств других вам нет никакого дела!

   - Марина, осторожней… - сделал шаг к ней Андрей. – Успокойся… Ты слишком близко…

 Но князь не успел договорить, как прямо над замком полыхнула молния, раздался раскат грома такой силы, что заложило уши, Марина от неожиданности вздрогнула, шагнула назад, зацепилась высоким каблуком за оборки юбки, потеряла равновесие, взмахнула руками, пытаясь найти точку опоры… В следующий миг фонтаном брызнули в разные стороны осколки разбитого стекла, и девушка со страшным криком полетела вниз…

   Андрей оцепенел… В себя его привёл дикий крик:

- Марина, нет!!!

Он порывисто обернулся – в дверях стояла Виктория Растопчина…                              

         

 

Глава 58. На перепутье.

   Андрей стоял и оторопело смотрел на девушку. Когда схлынуло первое удивление, он смог, наконец-то, произнести:

- Вика? Что ты здесь делаешь?

Девушка перевела остановившийся на окне взгляд на молодого человека… Её глаза расширились от удивления, она покачнулась и, чтоб не упасть, схватилась за косяк:

- Андрей, Боже мой… Что ты здесь делаешь? А мы-то думали, что ты…

Вика не договорила, сорвалась с места, подбежала к нему, крепко-крепко обняла, быстро поцеловала в щёку и лишь тогда осмелилась подойти к зиявшему осколками стекла оконному проёму, уже, впрочем, зная, что надежды нет, тут даже чудо бессильно.

   Андрей тоже подошёл и посмотрел вниз через её плечо. Тело Марины распростёрлось на камнях внутреннего дворика, её алое платье казалось отсюда, сверху, огромной лужей растёкшейся крови, её кудри рассыпались в разные стороны… Со всех сторон сбегались слуги, вокруг неё уже собралась толпа. Мужчины снимали с голов шапки, женщины отворачивались, поднося к губам нательные крестики…

   Князь осторожно положил руку на талию по-прежнему оцепеневшей от ужаса Вики:

- Пойдём вниз. Помочь ей мы ничем не сможем, так давай хоть устроим всё, как подобает.

 - Да, мужа надо известить… - бесцветным голосом ответила Виктория.

- Мужа? Ах да… Всё время забываю, что она замужем… - ответил Андрей, отпуская талию девушки. – Ты уж сама там распорядись… Да женщинам скажи, чтоб обрядили её да сделали всё, что нужно. А я в полицию сообщу, - и с этими словами князь впервые за почти десять месяцев своего пребывания в замке покинул эту самую комнату на вершине башни, столь роковую для её хозяек.

   Ближе к вечеру замок наводнили полицейские, они ходили шумными толпами, что-то измеряли, рассматривали какие-то только им видимые следы, хватали и допрашивали каждого встреченного во дворе человека. С Андреем целых четыре часа беседовал сам начальник полиции, видный седовласый мужчина, и лишь после того, как получил от князя ответы на целую сотню самых каверзных вопросов, убедился, что тот тут совершенно ни при чём, а всё произошедшее – лишь нелепый несчастный случай…

    На следующий день после полудня всё уже было готово к обряду. Незадолго до церемонии Андрей вошёл в полутёмную замковую часовню, где на возвышении в окружении горящих свечей стоял гроб, подошёл, положил ладонь на полированное дерево… Тепло разлилось по руке, дерево было живое, всё пропитанное лучами солнца, в то время как та, что лежала в этом дубовом ящике, была холодна, как лёд… Нет, надо отдать должное замковым служанкам и специально приглашённым гробовых дел мастерам – казалось, что Марина не умерла, нет, она просто уснула… Так и кажется, что сейчас она откроет глаза… И если бы не её мёртвенная бледность да не свеча, зажатая в руках, то князь усомнился бы в том, что она ушла, ушла навсегда. Но нет, смерть оставила свой отпечаток на этом прекрасном лице, заострила черты, позволила тёмным теням лечь под глазами…

   Андрей стоял, смотрел на неё, а потом заговорил:

- Марина, прости меня… Всё должно было быть не так, совсем не так… Но ты же понимаешь, сердцу не прикажешь, я не мог иначе. И я понимаю тебя. Из любви ко мне ты была готова пойти на всё, вот только с моими чувствами не посчиталась… Бог тебе судья, совсем скоро ты предстанешь пред его очами… А я тебя прощаю. Прости же и ты меня. Прости… Это из-за меня всё закончилось так. Я должен был удержать тебя… Должен был спасти…

   - Андрей… - услышал он за спиной тихий голос Виктории, а через мгновение ощутил её руку на своём плече. – Не кори себя, ты ни в чём не виноват. Я всё видела. Надо было раньше поговорить с тобой, но всё времени не было, эти хлопоты, суета… Голова идёт кругом… Так вот, ты, может быть, и не знал, но я уже неделю гощу в замке и, конечно же, заметила странное поведение Марины. А вчера, услышав, как она кричит на кого-то, пошла на звуки её голоса и вошла в комнату в тот самый момент. Я видела всё… Ты тут совершенно ни при чём, ты бы при всём желании не смог ничего сделать.

- Спасибо, Вика, спасибо… - так же тихо ответил князь, а княжна добавила:

- А теперь идём…  Вацлав приехал, нужно дать ему возможность попрощаться с женой наедине.

    А через час состоялись похороны. Глядя, как за гробом с телом Марины закрываются двери фамильного склепа Вансовичей, Андрей понял, что пора решать, что делать дальше. Что сделать сначала – отправиться домой во Францию, или остаться здесь, в Польше, попытаться найти следы жены? В какой монастырь её увезли, Марина так и не сказала. Конечно, могло статься, что всё обошлось и Света тихо-мирно живёт у себя в поместье, а если нет? Если он приедет в Россию, а её там не окажется? Может быть, она где-то совсем рядом, за каменными стенами одного из монастырей, оплакивает его гибель? А родители? Боже, что им пришлось пережить? Мама, наверно, до сих пор в себя прийти не может, а отец… У него же больное сердце… А что с ними будет, если я вдруг появлюсь на пороге? Их же точно удар хватит. Нет, лучше письмо… Лучше их подготовлю, а сам займусь поисками Светланы.

   Так он и сделал. На следующее же утро покинул замок, на первой же почтовой станции отдал два письма – свой родителям и Викино брату, навёл справки о монастырях – их в окрестностях оказалось четыре, и отправился на поиски супруги. По воле судьбы как раз вслед за Андреем на станцию прибыл курьер от Государя, следующий в Париж, и он-то и увёз с собой письмо к послу Российской Империи…

   Кони у Государевых посланцев резвые, и уже через четыре дня письмо дошло до адресата. Елизавета Петровна несказанно удивилась, когда Михаил Александрович вдруг пришёл домой чуть позже полудня, весь какой-то взъерошенный, в полурасстёгнутом сюртуке, и при этом счастливый-пресчастливый…

- Миша, что случилось? – поднялась она с дивана. – По поводу чего такая радость? По-моему, ничего в этой жизни хорошего не осталось. Внучку и то увидеть никак не можем, а это всё из-за тебя.

- Лизонька, ну не начинай, хоть сегодня! – Миша подбежал к жене и поцеловал её в лоб. – Как же ты была права! В чудеса нужно верить! Господь услышал наши молитвы! Лиза… Ах, Лиза! - он подхватил её на руки и закружил по комнате.

   - Михаил Александрович, будьте так любезны поставить меня на пол! – Лиза упёрлась руками ему в плечи и нахмурилась. – Вы что же, с утра пораньше уже пьяны?

- Лизонька, что ты такое говоришь? Я принёс такую новость! Наш сын жив… Ты слышишь, жив! - воскликнул Мишель и едва успел подхватить жену, начавшую оседать на пол.

- Не шути больше так, Мишенька… - простонала Лиза, едва пришла в себя.

- Но это правда, милая. Вот, погляди сама… - и он протянул ей письмо.

Елизавета порывисто села, пробежала глазами строчки, прижала листок бумаги к груди и залилась слезами.

- Андрюшенька, мальчик мой… - повторяла она сквозь слёзы. – Я знала, я чувствовала, что ты жив, что ты не можешь умереть. Сердце матери никогда не ошибается… Мальчик мой… Это его почерк… Я его сразу узнала… А он ведь не знает, что света в поместье! Он не знает, что у него есть дочь, Миша! - княгиня вцепилась в плечо мужа.

- Тише, родная, успокойся… - Михаил бережно взял её руку в свою, поцеловал дрожащие пальцы. – Мы завтра же выезжаем в Россию. Думаю, что сын уже там. Он пишет, что если не найдёт Свету в монастыре, то поедет к Корфам... Нет, это надо же! Если честно, я только в романах раньше читал, чтоб люди так надолго память теряли! До сих пор в себя прийти не могу.

- А ты что же, дамские романы читаешь? - лукаво улыбнулась Лиза, а у Миши вдруг защемило в груди – она вдруг стала прежней, той весёлой и беззаботной Лизой, какоё была в годы их молодости, да и всё время потом вплоть до этой нелепой трагедии…

- Ну должен же я, любимая, знать, чем ты забиваешь свою голову! - улыбнулся князь. – Пойдём собираться, если хотим выехать завтра на рассвете.

   А в поместье Корфов никто ничего не знал. Жизнь мерно текла своим чередом… Вернувшись в тот вечер вместе с Сергеем из леса, Светлана всё рассказала родителям, сказала и о том, что приняла предложение князя. И вновь в поместье воцарился мир и покой, вот только Света не могла найти себе места. Принятое решение тяжким гнётом давило на душу, не давало покоя. А правильно ли она поступила, не поторопилась ли? Кто знает… Поживём-увидим. Врем покажет…

   А в их отношениях с Сергеем всё было по-прежнему – те же утренние занятия в лесу, те же долгие вечерние беседы… Одно лишь изменилось – теперь при встрече и прощании князь целовал её в щёку, не позволяя себе, впрочем, большего…

   Как-то раз днём Сергей приехал к Корфам, и едва он вошёл в гостиную, как Света, сидевшая с книгой у окна, тут же поняла, что что-то не так, что-то произошло…

- Серёжа, что случилось? - спросила она, подходя к нему и подставляя лицо для поцелуя.

- Так, ерунда… - отмахнулся он. – Не бери в голову. Просто вчера вечером у озера на моей земле раскинул свои шатры цыганский табор. Я был там, просил их уйти, так они сказали. Что уже лет двадцать здесь стоят, и ещё столько же стоять будут. Вот и пришлось в уезд к исправнику ездить, просить его разобраться с этим…

- Как? Они здесь? Они приехали?  - воскликнула Света. – Это мои друзья! Серёжа, прошу тебя, не прогоняй их! Я прошу тебя!

- Ну если ты просишь… - улыбнулся князь. – Ради тебя – всё, что угодно… - князь опустился в кресло, а потом хлопнул себя по лбу: Ну надо же! Совсем забыл! Я же письмо получил. Ты позволишь? - спросил он, доставая конверт из внутреннего кармана.

   Девушка кивнула. И он распечатал конверт. Чем дольше он читал, тем больше бледнел и, наконец, отложил письмо на стол и поднял на Светлану глаза.

- Что там? Дурные вести? Что ты так побледнел? - забеспокоилась она.

Но князь не успел ответить, в гостиную вошла горничная Маруся:

- Светлана Владимировна, простите, Бога ради… Сергей Николаевич, там управляющий имением Вашим приехал, видеть Вас желает. Говорит, дело срочное.

- Хорошо, скажи, что я иду… Света, прости меня, - и Сергей поспешно вышел из комнаты.

   Едва за ним закрылась дверь, как Светлана поднялась и заходила по комнате. Какое-то непонятное беспокойство овладело ею, какое-то смутное чувство… Её взгляд остановился на письме, лежащем на столике. Её тянуло к нему, словно магнитом… Света подошла поближе и вдруг вздрогнула, прочитав на конверте имя отправителя: «Княжна Виктория Николаевна Растопчина»…

 

 

 

Глава 59.  Они не поняли друг друга…

 

   Света стояла и смотрела на этот конверт, смотрела, не в силах отвести взгляд… Её рука сама потянулась к письму, пальцы сомкнулись, ещё мгновение – и она, опустившись на диван, уже разворачивала листок надушенной бумаги, исписанный аккуратным почерком Виктории. Как и следовало ожидать, княжна писала по-французски.

   «Ну, здравствуй, милый братец!  Как ты там? Не умер ещё от скуки в своей Богом забытой деревне? Двугорский уезд… Нет, это надо же такое название придумать! Язык сломаешь, чтоб произнести, а уж как написать? Опять же ворчать станешь, почему по-русски не пишу… А я не пишу и не буду! Потому что ошибок наделаю, а ты меня же на смех-то и поднимешь! Знаю я тебя…

   Представляю, братик, как ты там скучаешь! А у нас тут такие дела творятся! Ты не поверишь… Но расскажу обо всём по-порядку. В Париже в последнее время скука стояла смертная, ни одного приличного приёма не было  - то сборище старух то, напротив, дебютанток. Скучно и с теми, и с другими. Подруг никого нет… Лена Нелидова была, да и та всё больше с родственниками новыми время проводила. Ты не поверишь, но она нашла своего отца! Им оказался какой-то там русский барон с немецкой фамилией – то ли Корх, то ли Корф… Чёрт его знает. А приехала Лена вместе с Анри. Друг-то твой женился, жена у него – княжна русская, старше его лет на десять, но любят они друг друга… Ты смотри, братец, а то женишься там, а я и не узнаю!

   Ой, ну что-то я отвлеклась… Так вот – надоело мне в Париже, и решила я уехать. Долго думала – куда. К тебе – далеко, да и под ногами путаться не хочется. Да и как ты себе представляешь меня в деревне? В общем, решила я, что к тебе соберусь как-нибудь в другой раз, когда ты и обустроишься получше, да и я с духом соберусь.

   В общем, отправилась я в Польшу, к Марине. Она, бедная, жила там в замке отшельницей, света белого не видя да всё время днями пропадала куда-то… Я чуть голову себе не сломала, пока гадала, куда она отправилась да что там делает, пока однажды всё не открылось, причём весьма странным и даже жутким способом. Представь себе, сижу я в гостиной и вдруг слышу какие-то крики сверху. Прислушиваюсь – Марина кричит, ругает кого-то на чём свет стоит. Я вскакиваю, бегу на звуки её голоса, распахиваю дверь… А дальше было такое… До сих пор кровь в венах стынет…

   Распахиваю я дверь, тут молния как сверкнёт, Марина как вздрогнет, назад отступит, да прямо в окно, спиной к которому стояла, как упадёт… И всё…

   Но самое-то интересное впереди было. С Мариной в комнате мужчина был, это на него она кричала. Так вот, он поворачивается, и я узнаю в нём знаешь кого? Андрея Репнина! Мы-то его оплакивали, а он жив, голубчик! Всё это время в замке прожил как у Христа за пазухой. Жил и наслаждался жизнью! Нет, каков он, а? Как хорошо придумано! Вроде как и мёртв ты, и дела до тебя никому нет. Делай что хочешь – никто слова не скажет. Нет тебя, просто нет…»

   Дальше читать сил больше не было, слёзы застилали глаза, руки безвольно упали…

- Он жив… Жив… - шептала Света. Жив… Но отчего-то не с ней, а в далёко Польше, вместе с Мариной. Она победила… Андрей был с ней… Но как он мог, как? «Мы-то его оплакивали, а он жив, голубчик!» - казалось, эти слова калёным железом выжгли на сердце… Я его любила, а он… Может быть, всё это было подстроено, может, он и не любил меня вовсе? Может быть, специально устроил эту трагедию, чтобы уйти к ней?.. А как же тогда пророчество, как же тогда все эти знаки? Неужели я принимала желаемое за действительное, неужели видела лишь то что хотела видеть? Списала всё на волю рока, хотя тут, похоже дело было в обычной человеческой подлости в предательстве… Он предал меня… Предал нашу дочь… Слёзы высохли, ушли, будто их и не было, а в душе вдруг подул ледяной ветер, замораживая все мысли и чувства, покрывая толстой коркой льда всё то, что до этого горело там жарким пламенем…

    Поглощённая в свои безрадостные мысли, Светлана даже не услышала, как чуть заскрипела,  отворяясь, дверь, и в тишине комнаты раздался такой до боли знакомый голос:

- Здравствуй, Света… Я вернулся.

Она медленно повернула голову. В дверях стоял ОН… Нечеловеческим усилием воли девушка заставила себя сидеть на месте и ответить ледяным голосом:

- Здравствуйте, Андрей Михайлович. Не думала я так скоро Вас здесь увидеть.

Она сказала это, а у самой сердце забилось в груди. Это он, Андрюша… Живой и здоровый… Счастье-то какое… «Стой, глупая! – оборвал её внутренний голос. – Ты что, забыла, как он обманул тебя? Ты тут слёзы  ручьями лила, чуть с собой не покончила, а он… Забыла, да?»

   - Светочка милая… - Андрей сделал пару шагов к ней, и Светлана с трудом сдержала рвущийся из самого сердца крик, увидев, как он слегка припадает на левую ногу. – Это я… Я жив. Я вернулся к тебе. Ты что же, не рада?

- А зачем ты вообще возвращался, зачем? - тихо спросила она. – Разве тебе плохо там, в Польше? Жил бы там и дальше…  

- Так ты уже всё знаешь, любимая? Откуда? - Андрей подошёл к ней и взял её за плечи.

- Не трогай меня! – скинула его руки девушка. – Да, я знаю всё. Вика написала Сергею. Ну конечно, как удобно – разыграл собственную смерть, а сам… сам… сам ушёл к своей любовнице! - вскричала она, бросая ему письмо, и слёзы вновь потекли по щекам.

   Андрей быстро пробежал строчки глазами.

- Милая, но Вика ничего не знает… Я был без памяти, я ничего не помнил…

- А потом чудесным образом память вернулась к тебе, да? – с вызовом спросила Светлана, сверкая глазами. – Расскажи эту сказку кому-нибудь другому! Неужели так сложно было признаться мне, что ты просто меня не любишь? Зачем было устраивать весь этот спектакль весь этот фарс? Зачем превращать мою жизнь в какие-то театральные подмостки, Андрей? Что, смелости не хватило?

- Света, Господи, Света… Ты о чём? Что ты говоришь? Я же люблю тебя! Я чуть с ума не сошёл, пока доехал сюда – всё думал, как ты, где ты… - князь тяжело опустился на диван и закрыл лицо руками.

   - Любишь? – мрачно рассмеялась Светлана. – Любишь… Видимо, поэтому ты сделал так, чтоб я страдала, видимо, поэтому променял меня на другую… А когда она погибла, ты вдруг вспомнил, что у тебя есть жена! И правда, как удобно! Не стало одной – вернёмся к другой! Браво, князь! - и она захлопала в ладоши.

А Андрей сидел, закрыв лицо руками, и не верил, что это всё происходит  с ним. Совсем не так он представлял себе эту встречу… Думал, что Света расплачется, бросится ему на шею, он осыплет её лицо поцелуями и будет повторять, как сильно он её  любит, как рад, что с ней всё хорошо, что больше они не будут расставаться ни на минутку, ни на секундочку, будут вместе всегда… А тут… Ах, мечты, мечты… На то вы и мечты, чтоб никогда не сбываться… И поэтому самый дорогой тебе человек вмиг становится чужим, не хочет тебя слушать… А ты кричишь стучишь кулаками в стену льда, выросшую между вами, и всё бесполезно…    

   Нет, постойте… Светлана узнала обо всём из письма Виктории… Но как? Как это письмо попало к ней если Вика писала его брату? Он сам видел, как она выводила на конверте: «Князю Сергею Растопчину». Чудеса какие-то! Но Андрей так и не успел спросить у жены о том, как это письмо попало к ней в руки, потому что послышались шаги по коридору, кто-то сказал:

- Ну, маленькая, пойдём скажем маме «здравствуй», - и на пороге, держа на руках ребёнка в кружевной рубашечке, появился князь Сергей Николаевич Растопчин собственной персоной.

   - Боже мой… - только и смог выговорить Андрей, переводя взгляд со Светланы на Сергея с малышкой на руках и обратно, а потом взорвался. – Так вот в чём дело, мадам! Строила из себя оскорблённую невинность, жертву, брошенную жену, выставляла меня чудовищем, а сама… Сама не лучше! Обвиняла меня в том, что я ушёл к любовнице, хотя у нас с Мариной ничего не было, не было, слышишь? А что же ты сделала? Нашла себе другого, живёшь с ним при живом муже, и ещё ребёнка, как я погляжу, родила!

   При его последних словах Света побледнела как полотно. Лучше бы он её ударил, лучше бы сделал всё что угодно, но только бы не произносил эти страшные слова… А она так мечтала, что скажет ему о малышке, мечтала даже тогда, когда читала в письме о том, что он жив, что он всё это время провёл с другой… Даже когда всего пару минут назад обвиняла его, всё равно в глубине души теплилась искорка надежды на то, что ребёнок всё изменит, что Настюша поможет им снова быть вместе, поможет преодолеть все преграды… Но он, как всегда, понял всё не так, не так, не так…

   - Андрей, послушай меня… - начала говорить Светлана совсем уже другим голосом – тихим, угасшим, безжизненным…

- Можешь ничего не говорить, - прервал её Андрей. – Мне всё ясно и без твоих слов. Я и сам всё прекрасно понял. А тратить время на то, чтобы выслушивать твои истории, выдумывать которые ты известные мастерица, у меня нет ни малейшего желания. Если пять минут назад ты выгоняла меня, то теперь я сам не имею желания оставаться тут ни на секундочку!

   Это стало последней каплей, слёзы ручьём потекли по щекам, Светлана разрыдалась и выбежала из комнаты, прокричав на бегу:

- Ты ничего не понял! Ты так ничего и не понял!

- Светлана, постой! - закричал Андрей и побежал вслед за женой, сообразив, наконец, что в построенной им версии всего происходящего что-то не сходится, но Сергей, до этого бывший лишь молчаливым зрителем, задержал его, схватив за руку.

- Андрей, постой, - сказал он. – Отпусти её… Пусть идёт… Ей нужно о многом подумать.

 - Только не говори, что и ты поверил во весь этот бред, что написала твоя сестрица! – закричал Репнин. – Мы с тобой знаем друг друга с самого детства, я правду говорю, действительно без памяти был, как звать-то себя и то не помнил!

- Тише, ребёнка испугаешь… - нахмурился Сергей, укачивая заворочавшуюся у него на руках малышку.

- Ах да, ребёнок… А я и забыл, - отмахнулся Андрей. – Ну что ж, поздравляю, друг,  поздравляю!..

- Нет, ты и вправду ничего не понял, - покачал головой Серж и повернул девочку лицом к нему. – Позволь представить тебе княжну Анастасию Андреевну Репнину, твою дочь…

 

 

Глава 60. На круги своя…

 

   - Что? Что ты сказал? – Андрей изумлённо воззрился на Сергея. – Ты хочешь сказать…

- Да – кивнул тот.  – Несмотря на все ужасы, которые ей пришлось пережить, Светлана  смогла сохранить зародившуюся в ней жизнь, и вот она, твоя дочь…

Андрей бережно взял малышку из рук друга, прижал к себе:

- Настенька… Настюша… Анастасия Андреевна… Нет, Сережа, я не верю…

- А ты поверь, - грустно улыбнулся тот. – Светлана любит тебя и всегда любила…

- Но, тем не менее, она с тобой, - прервал его Андрей.

    - Со мной… Со мной… - Сергей опустился на диван. – Да, со мной. Она приняла моё предложение и согласилась стать моей женой. Но это теперь уже неважно…

- Нет, отчего же? – Андрей сел рядом, не спуская дочь с рук. – Никто не знает, что я жив. Я просто исчезну… А вы будете счастливы. Думаю, что после того, что мы со Светой только наговорили друг другу, между нами всё кончено, пути назад нет.

- Он есть всегда, - покачал головой Сергей. – Ты любишь её, а она любит тебя, любит больше жизни, до самозабвения. А я… Во мне она видит лишь друга. И предложение моё приняла от безысходности, да ещё чтоб меня не обижать. Нет, Андрюша, ты не думай, я не встану между вами, я отойду в сторону, исчезну из вашей жизни. Вы должны быть вместе, вы должны быть счастливы. И я буду не я, если не добьюсь этого! - и князь, резко поднявшись, вышел из комнаты, оставив Андрея наедине с дочуркой.

    А Светлана, не разбирая дороги, бежала по лесу. Слёзы застилали глаза, колючие кусты царапали руки и рвали тонкую ткань платья, камни и корни так и норовили попасть под каблук, а она всё бежала и бежала… Подальше от дома, подальше от прошлого, подальше от себя, наконец… Она бежала, всё больше и больше углубляясь в чащу, как вдруг её кто-то окликнул:

- Светлана!

Девушка резко остановилась и огляделась, быстро стирая со щёк следы слёз. Между деревьями мелькнуло зелёное платье, и в следующий миг из-за кустов показалась Кармен.

- Куда бежала, дороги не разбирая, красавица?  - улыбнулась она. – Аль к подруге в табор так торопилась?

- Здравствуй, милая, - Света поцеловала цыганку в щёку. – Не к тебе я бежала, а от себя подальше.

- Вижу, что случилось что-то, - кивнула Кармен и схватила Светлану за руку. – А ну пойдём со мной в табор. Сейчас костры жечь будем да песни петь.  Посидишь, послушаешь… Авось тоску твою как рукой снимет.

Света лишь покачала головой, но послушно пошла вслед за цыганкой.

   В таборе всё было по-прежнему. Только сёстры Кармен, Рубина, Земфира и Мадьяра, никак не могли понять, отчего их Эсмеральда сидит грустная-прегрустная, не поёт песен, не танцует у огня… Лишь сама Кармен ничему не удивлялась а лишь о чём-то шепталась с матерью, раскладывавшей карты, и обе изредка поднимали глаза на девушку. Когда Света поднялась и направилась прочь от огня, Кармен резко встала, собираясь отправиться за ней, но Рада удержала дочь.

- Не ходи, постой… - сказала она. – Хоть не наших с тобой она кровей, да душа у неё цыганская… Одна свою беду только разрешить может. Не мешай ей, дочка… Не мешай…

        А Светлана спустилась к самому озеру, опустилась на песок. Как тихо вокруг… Небо чёрное-пречёрное… Звёзды яркие-преяркие, словно крошечные бриллианты на чёрном бархате сверкают… И месяц двурогий в воде отражается… Вдалеке за деревьями чуть блещут всполохи костров да слышится тихий гитарный перебор… Тут так привольно, так хорошо… Остаться бы тут навсегда… Никогда не возвращаться назад… Пристать к табору, стать настоящей цыганкой, как она мечтала в детстве, уйти с ними далеко-далеко в степи у самого моря… Забрать дочь с собой и жить там вдали от всех…

    Из призрачного мира грёз девушку вывело прикосновение к плечу. Она вздрогнула и обернулась – рядом с ней на песке сидел Сергей Растопчин.

- Я за тобой пришёл, - тихо сказал он. – Дома все волнуются. Андрей места себе не находит.

 - Андрей? – при его имени Светлана тут же гордо вскинула голову. – Сомневаюсь, что ему до меня есть какое-то дело.

- Ну зачем же ты так? – улыбнулся князь. – Он любит тебя… Прошу, вернись домой!

- Нет, домой я не вернусь! – вскричала девушка. – Серёжа, милый, не заставляй меня делать это! Я не смогу… Я не хочу… Я боюсь… Не оставляй меня… Не отдавай меня ему, не отдавай, слышишь? - расплакалась Светлана, спрятав лицо у него на груди.

- Ну всё, всё, Светочка, милая моя, тише… - шептал он, гладя её вздрагивающие плечи. – Глупенькая ты моя, счастья своего не понимаешь… Ну что ж, не хочешь домой, так пойдём ко мне.

Она кивнула сквозь слёзы, и они отправились в путь.

      Почти всю ночь Светлана пролежала в гостевой спальне без сна, и лишь под утро задремала. Всё думала, решала, как быть дальше, что делать… А делать, похоже, было нечего, она запуталась, запуталась окончательно, заплутала в этом лабиринте обмана и лжи паутиной окутавшем всю её жизнь. И выхода, похоже, нет… Спустившись к завтраку, она обнаружила, что Сергей уже куда-то уехал по делам, зато возле прибора её ждала записка. Развернув листок кремовой бумаги, она прочла, что князь извиняется за своё отсутствие, предоставляет дом в её полное распоряжение и просит вечером после заката непременно быть в маленькой беседке на берегу озера как раз на границе их усадеб…

    Весь день прошёл всё в тех же думах. Чем больше Света пыталась найти выход, тем безвыходнее ей казалась ситуация. Тьма, беспросветная тьма кругом… Не успела оглянуться, как уже потухли последние отблески зари, тьма начала сгущаться вокруг дома. Пора… Света набросила на плечи ажурный платок и отправилась по тропинке к той самой беседке, где было назначено таинственное свидание…

    А из окна усадьбы Корфов Лена наблюдала, как последние багряные отблески тонут в синеве пруда… Да, что ни говори, а жизнь преподносит сюрпризы… Сначала – это весть о том, что Света выходит за Сергея, весть, после которой и жить-то не хотелось… Теперь – возвращение Андрея… Как это всё странно! Словно не жизнь свою живёшь, а на страницы романа какого-то французского попала – настолько в ней всё перемешалось. Аж голова идёт кругом…

    Вздохнув, девушка отправилась вниз в библиотеку, чтобы подыскать себе очередную книгу – ночь, похоже, снова предстоит бессонная, да и после такого разве уснёшь? Лена приоткрыла дверь и замерла на пороге – на угловом диванчике, закрыв лицо руками, сидел Сергей. Заслышав шаги, он поднял голову:

- А, Элен… Проходите… Садитесь.

Девушка осторожно опустилась на краешек дивана и робко подняла на князя глаза:

- Сергей, что случилось?

- Нет, ничего, - отмахнулся тот. – Хотя случилось конечно… Не каждый день роешь сам себе могилу, не каждый день рушишь своё счастье…

- Светлана, да?.. – тихо спросила Лена, касаясь его руки. – Это из-за неё? Но ведь на чужом несчастье счастья не построишь…

- Да, ты права, - Серж взял её руку в свои и поднёс к губам. – Ты как всегда права, Леночка, но этого не легче.

   Она осторожно провела пальцами другой руки по его щеке, он притянул её к себе, крепко-крепко обнял, прижался лбом к её плечу… А Лена долго-долго сидела, боясь лишний раз вздохнуть, и укачивала его, словно маленького…

   А Светлана шаг за шагом всё ближе была к заветной цели. Раздвинув ветки розового куста, она вышла на берег как раз у беседки. Порывы свежего ветра трепали ей волосы, каблучки туфель утопали в песке, но она всё шла и шла, шла туда, где теплился огонёк свечи.

   Перешагнув порог она увидела стол накрытый на две персоны, в центре которого и горела свеча, а у противоположной стены спиной к ней стоял мужчина. Услышав её лёгкие шаги, он обернулся. Луна осветила его лицо. Он, чуть прихрамывая, подошёл к ней, заглянул в глаза…

- Светлана… - тихо сказал он.

- Тише, Андрей, не говори ничего… - покачала она головой.

    А слова и не были нужны, всё было понятно без них. Они всё читали в глазах друг друга – понимание и всепрощение, светлую грусть и счастье, клятвы в вечной любви и верности… Их руки встретились… Их губы соприкоснулись… Две плутавшие во мраке души наконец-то воссоединились, воссоединились уже навсегда…  Поглощённые друг другом, они и не заметили, как из-за лёгкого облачка появилась и засияла как раз над беседкой огромная звезда, переливающаяся всеми цветами радуги… Звезда их счастья… Звезда пленительного счастья…

 

 

   Так и кончилось проклятье рода Репниных. Всё случилось именно так, как и говорилось в старинном предании – девушка силой своей любви вернула возлюбленного из Царства Теней, даровала ему вторую жизнь, подарила им счастье…

   Вот и закончилась эта история. Осталось лишь рассказать о том, что будет со всеми дальше.

   На следующее утро в поместье Корфов приедут Миша с Лизой и смогут, наконец, прижать к груди воскресшего сына и поцеловать внучку… Они приедут и решать больше не возвращаться в Париж, остаться в России, благо, старое поместье Долгоруких в сутках езды от Двугорского, то самое, в котором Марфа прятала князя Петра, а после укрывалась Ольга Калиновская, до сих пор пустует…

      А вот Наташа так и не вернётся. Париж станет для неё домом. Сначала её будут держать там дети, а потом и самой не захочется возвращаться. Правда, дочь она всё же отправит учиться в тот самый пансион, где когда-то обучалась сама, под присмотр фрейлины Ольги Сумароковой, в девичестве Шуваловой… И лишь однажды Натали вернётся… Она приедет в Россию в холодном мае 1880 года, чтобы проводить в последний путь свою единственную подругу, Марию Александровну, Императрицу Всея Руси… Постоит в сторонке под тёмной вуалью, ни  с кем не заговаривая, ни на кого не смотря, кроме него, Александра… Но и на него смотреть сил уже не будет, потому что взгляд неизбежно будет натыкаться на Екатерину Долгорукову, его фактически вторую жену, мать его детей – восьмилетнего Георгия и семилетней Оленьки… Потому и покинет графиня де ла Мер Россию на следующий же день, ибо мириться со всем этим не будет больше ни сил, ни желания…

   Да и сам Александр переживёт супругу ненадолго, сбудется то, что предсказала ему много лет назад цыганка Рада… Семь раз избежит он смерти, но на восьмой не уйдёт… Огненный дракон настигнет его, он умрёт в мучениях, и последним словом слетевшим с его губ будет «Натали…»

   А его первая внучка появится на свет в конце февраля 1863 года, когда Ирина в своём родовом имении под Саратовом родит дочь, которую назовёт Дарьей… Целый год Ира будет находить то один то другой предлог, чтобы отложить свадьбу с Теймуразом, будет всё надеяться непонятно на что… И лишь в мае 1864 года скажет ему, наконец, «да» у алтаря, скажет после того, как ночь проведёт в слезах над письмом сестры из Зимнего, в котором Оля осторожно сообщит ей, что наследник престола, отправившийся в Европу для встречи с невестой, датской принцессой, скоропостижно скончался в Ницце на руках отца, брата Александра и невесты Мини (так все в царской семье будут называть Марию-Софию-Фредерику-Дагмару)…

    А через месяц после того, как Светлана подарит Андрею сына, в уездной церкви обвенчаются Елена Корф и Сергей Растопчин. И, глядя на сияющую счастьем золовку, Анна тихо прошепчет мужу:

- Что скажешь, Володенька? Неужели отныне нас ждёт тихая и спокойная жизнь?  

А он улыбнётся и ответит:

- Не знаю, Анечка, не знаю… По мне, так всё только начинается…

   И барон, как всегда, окажется прав, потому что вся наша жизнь – игра. Игра, в которой Победа сопутствует смелым!